Выигрыш

Прекрасный день!
Именно из таких дней и должна состоять жизнь, чтобы о ней можно было сказать «насыщенная». Масса впечатлений. Адреналин вот-вот закапает из ушей.
- Тебя куда ещё несёт... курва!? - Меля резко крутанул руль...
«Девятка», всю зиму мечтавшая о шипах, рыскнула носом, потеряла последнюю возможность хоть как-то держаться на льду, развернулась и... правым боком доверчиво прижалась к фонарному столбу.
Меля видел это, словно в замедленном кино. Он смотрел, как машина плавно надвигается на покрытую ледяными потёками ржавую боковину столба, как начинает вдавливаться внутрь салона задняя дверь, сминается стойка, а куртка, лежавшая на заднем сидении, приближается к своему хозяину.
Звука удара и скрежета рвущегося металла, сопровождаемого хрустом разлетающейся пластмассы, он не слышал.
Для него всё происходило в полной тишине.

Послужившая причиной аварии бабка стояла посреди мостовой, бестолково растопырив руки с зажатыми в них полиэтиленовыми пакетами и плямкая беззубым ртом.
С трудом открыв, а точнее, выбив свою дверь, Меля повернулся боком, взял с панели пачку сигарет, закурил и, выпустив клуб дыма, внимательно смотрел, как тот растворяется в сером, набрякшем влагой зимнем воздухе.
Едва удерживая равновесие, бабка доскользила до разбитой девятки.
- Сыночек. Ты уж меня прости, дуру старую. Я ж не хотела. Ноги больные, до перехода идти далеко, ну и вот..., - бабка растерянно умолкла.
- Да ладно, мать. Всё нормально. Ты не виновата. Это судьба...
Емельян бросил окурок и выбрался из машины.

***

В это утро Меля, обладавший, как и большинство высокоорганизованных натур, обострённым чувством опасности, точно знал... что-то произойдет. Что-то плохое.
Откуда заявится это «что-то» он не знал. Знал, что оно придёт и всё.
Жена, равнодушно выдавшая ему дежурный пресный поцелуй «на дорогу», шаркая шлепанцами, ушла на кухню, и уже оттуда донёсся её голос:
- Я сегодня возможно задержусь, у Милки девичник намечается.
Милкой звали её подругу, выходившую на этой неделе замуж.
Спустившись вниз, Меля сел в стоящую у подъезда машину, завел двигатель и, пока тот прогревался, рассеянно покрутил ручку настройки приёмника. Внезапно до него дошло, что, сквозь обрывки музыки и радостные вопли диджеев, он слышит знакомый голос. Голос жены:
- Нет. Уехал. Будет вечером. Ещё не говорила. Сколько тебе повторять, он размазня - как я скажу, так и будет. Ты-то настоящий мужик, вот и прояви характер... Да. Заезжай за мной в одиннадцать. Пообедаем и до пяти я в твоём распоряжении. К пяти я у Милки должна быть. Целую. Я тебя тоже... очень - очень.

Ошарашенный Меля некоторое время вслушивался в гудки отбоя, потрескивания и шорохи эфира. Пару дней назад он поставил у себя дома новый радиотелефон, который подсуетил ему друган. Друган долго расписывал преимущества этой модели, рассказывал всякие чудеса про радиус действия и удобства с этим связанные.
Одно удобство Меля уже получил...
Он закурил, несколько раз глубоко вдохнул, чтобы унять бешено колотившееся сердце, взглянул на часы. Пять минут девятого. На работе он должен быть не позднее половины. Её заберут в одиннадцать. Время есть.
Не суетись... Емеля.

Именем таким его наградила мамочка - преподавательница истории, у которой кумиром и образцом для подражания был Емельян Пугачев. В честь самозванца её первенец и был наречён Емельяном. Естественно, в школе, кроме как Емелей - дураком его и не звали.
С малых лет Меля люто ненавидел своё имя и мечтал о том дне когда он, получив паспорт, сможет его поменять. Но со временем детские ощущения стёрлись, теперь его называли Мелей или Емельяном Петровичем и он на эту затею плюнул.

Входя в офис, Емельян нос к носу столкнулся с шефом. Тот окинул его недовольным взглядом и, скосив глаза на часы, буркнул:
- В девять у меня совещание. Для тебя есть новости.
Меля кивнул и пошёл в свой отдел.
Усевшись за компьютер, открыл почту, просмотрел рассылки, закурил после чашки кофе, услужливо поднесённой ему секретаршей шефа Мариной.
- Марго, что там, на повестке...? - спросил он, когда та забирала чашку.
Марина покачала головой, потупила глазки и прошептав:
- Сам узнаешь, - вытекла за дверь.
Емеля знал, что Марина неровно к нему дышит, и если она ничего не сказала, значит, назревает какая-то пакость.

Войдя в кабинет шефа, он увидел среди знакомых лиц сотрудников фирмы пару ранее не встречавшихся физиономий. Происхождение их сомнений не вызывало. НР - хьюлеты паккарды, как он называл этот тип.

Совещание начал шеф.
- Итак, на повестке дня у нас одна херня...
Вот мейл полученный вчера вечером из Германии, - он поднял над головой лист бумаги, - этим «мылом» они извещают, что отказываются от наших поставок.
Какие будут последствия, я думаю, объяснять не надо. Мы теряем достаточно серьёзную сумму, а сколько теряют наши партнёры, вы себе даже представить не сможете.
«Паккарды» сосредоточенно нахмурились.
- Детальной проработкой темы и контролем исполнения занимался Емельян Петрович. Расскажи нам, дорогой, что с тобой сделать..., - шеф плюхнулся в кресло.
Меля встал.
- Я напишу подробный отчет, тогда всё будет понятно. То, что они отказались - для меня полная неожиданность...
Меля умолк.
- В жопу себе засунь свой отчет, мудила, - посоветовал, поднимаясь из-за стола, один из НР. И, обращаясь к шефу:
- Стрелка в шесть, без базара. Я за тобой посылать не буду.
Отшвырнув пинком ноги свой стул, он направился к двери. Следом пошёл второй.

Шеф сидел, сосредоточенно уставясь в крышку стола:
- Все свободны. Меля, останься.
Кабинет опустел.
- Значит так... парень. Даже если ты продашь всё своё барахло, вместе с женой и квартирой, ты не покроешь даже одного процента их убытков. И, дай Бог, чтобы они на меня не повесили эти проблемы. Пока иди. Здесь ты уже не работаешь. Понадобишься - найду. Хотя... я бы, на твоём месте, куда-нибудь свалил. От греха подальше...
- Шеф, я всё объясню, - попытался вякнуть Меля.
- Ты что не понял? Сделка гавкнулась. Кто крайний? Ты! Вали, пока я добрый.

Выйдя из здания фирмы, Меля уселся в машину, закурил и внезапно вспомнил о жене. Одна проблема несколько заслонила другую. Он взглянул на часы - половина одиннадцатого, завел двигатель и поехал домой.
- А домой ли...?

Емельян не стал открывать дверь своим ключом. Надавил кнопку звонка.
Дверь открыла разодетая в пух и прах, радостно улыбающаяся жена. При виде мужа улыбка сползла с губ, в глазах мелькнул испуг.
- Что случилось? Ты же должен быть на работе?
- А ты, почему дома? - ответил он вопросом на вопрос.
- Да я, это..., - она лихорадочно соображала, что бы соврать, - Милка позвонила и сказала, что девичник назначен на двенадцать. Вот, готовлюсь.
От такой правдоподобной лжи она пришла в полный восторг и принялась развивать сюжет.
- У девочек вечером дела, ну и ...
- Ладно. Дуру-то не гони. Знаю я всё, - он опустился в кресло.
- Ты чего, Меля? Что ты знаешь? - глаза жены округлились.
- Сука, - подумал он, - конченая.
- А вот сейчас, в одиннадцать часов, в дверь позвонят... и посмотрим, какая Милка за тобой приедет, - Емельян взглянул на часы.
- Э... нет! За телефон хвататься не надо. Поздно, - пресёк Меля рефлекторное движение её руки.
Как бы в подтверждение его слов раздался звонок во входную дверь.
- Стоять, Зорька! - упредил он попытку выскочить в прихожую.

Сам прошёл в коридор, открыл дверь.
На пороге стоял парень примерно его возраста, но покрепче телосложением. Весь светящийся радостной улыбкой.
При виде Мели улыбка плавно исчезла, и парень вопросительно взглянул на номер квартиры.
- Извините, я ошибся.
- Да нет, браток. Не ошибся ты. Заходи. Это я ошибся.
- Заходи, Макс. Он всё знает, только не знаю, откуда, - произнесла жена возникшая сзади, - впрочем, так оно и лучше. Должно же это было, когда-то произойти.
- А произошло именно сегодня, - подумал Меля, ещё раз подивившись своей прозорливости.

Пройдя в комнату «высокие стороны» разместились в креслах.
- Я уже давно хотела тебе сказать, - начала жена, неожиданно вернувшая себе уверенный вид, - что нам нужно разойтись. Я не люблю тебя. Уже давно. И Макс... полгода просит меня стать его женой.

... Хорошо всё-таки, что человеческое восприятие имеет некий порог. Предел, за которым включаются механизмы торможения. Меля чувствовал, что он абсолютно спокоен. Никаких сомнений, полное осознание чувства собственной правоты.
Он молча встал, прошёл в спальню, достал коробку, в которой хранились деньги, и вынес в комнату. Жена и Макс с любопытством и настороженностью наблюдали за этими манипуляциями.
- Прошу внимания присяжных. Происходит раздел имущества, - Меля открыл коробку.
- Здесь десять тысяч долларов. Квартира принадлежит твоим родителям, она не в счет. Я забираю машину, тебе остаётся обстановка. Это примерно равноценно. Значит - бабло пополам.
Отложив пять штук баксов, он достал из кармана ключи от квартиры и бросил их на журнальный столик...
- Желаю счастья, - и, уже выходя из комнаты, - да, как тебя там? Макс? У кровати левая ножка иногда отлетает. Будешь её трахать - поаккуратнее... Не расшибись.
Он даже не хлопнул дверью.

И только после того как он сел в машину, его накрыло.
Рванув с места, Меля выл и орал... орал так, что его слышали в пролетающих мимо автомобилях. Он нёсся по укатанной, скользкой дороге, словно она была засыпана щебнем. И уже недалеко от дома, в который он сейчас направлялся, перед капотом машины возникла бабка...
Принесло же тебя...!

Когда были окончены все формальности, он направился к матери.
Открыв дверь, мать стояла, вытирая руки о передник.
- Ты один? А я стираю. Есть будешь?
- Один. Я теперь долго один буду, - буркнул Емеля, снимая куртку.
- Случилось чего? - мать вопросительно уставилась на него.
- Разводимся мы. Всё. Точка.
Ошарашенная этим известием, мать опустилась на стоящий рядом стул и тихонько, по-бабьи, завыла. По щеке скатилась слеза.
- Ну! Чего? Как над покойником! Всё нормально. Я первый, что ли?
Он прошёл в бывшую «свою» комнату и захлопнул дверь...

***

Ждавшая своего часа бутылка коньяка облегчения не принесла.
Он машинально наливал рюмку, закуривал сигарету, выпивал. Некоторое время сидел, тупо смотря в пространство, наливал, закуривал, выпивал.
Туман стоявший в голове не рассеивался.
- Итак, подведём итоги. Что мы имеем на сегодняшний день: жены нет, семьи нет, работы нет, машины нет, жилья нет, денег..., - он полез во внутренний карман и достал пачку, - будем считать, тоже нет.
Последнее, что у него осталось от прежней жизни, была эта тонкая пачка баксов.
Значит, для того, чтобы подвести черту и начать новую жизнь, нужно избавиться и от неё.
Выйти и подарить первому встречному? Глупо.
Пожертвовать какому-нибудь фонду? Скучно.
Прогулять? Уже теплее... да и на люди выйти надо, двинешься тут от раздумий.

Он принял решение - бабки надо проиграть. В казино. Красиво. Со звоном.
Меля потушил сигарету и набрал номер такси.

Казино, обычно наполненное народом, сегодня было почти пусто.
Меля не считал себя азартным человеком. Он мог поиграть за компанию, поставить небольшие деньги, пощекотать нервы в предвкушении выигрыша. Но к завсегдатаям, его явно нельзя было отнести.
Он подошёл к окошку кассы и поменял на фишки половину суммы.
- Так. Две с половиной в активе. Ну-с... начнём.

Емельян не любил «тупую» рулетку, где всё зависит только от «прухи». Пожалуй, больше всего ему нравился «Блэк Джек», в котором он мог применить свои недюжинные аналитические способности и играть с казино почти на равных.
Но для этого, он должен быть за столом один, так было легче контролировать игру, а сейчас там сидел какой-то мордатый тип, возле которого стояла молоденькая девчушка. Тип громко выражал свои эмоции и при особо удачных взятках громкий мат разносился по всему залу. Дилеры, привыкшие к нравам публики, не обращали внимания.

Меля уселся за стол шестикарточного покера и начал игру.
«Разминался» он всегда на минимальных ставках, чтобы посмотреть, как идет карта.

Игра шла с переменным успехом. Стопки фишек кочевали от Мели к казино и обратно. Просидев за столом пару часов, он с удивлением прикинул на глаз (пересчитывать нельзя ни в коем случае), что практически остался «при своих».
Увидев, что стол «Джека» свободен («мордатый» ушёл на рулетку), Меля сел туда.
... Игра не заладилась.
При каждой сдаче у казино было на единицу больше.
При "Блэк Джеке" казино отвечало таким же "Блэк Джеком" - «push» и они расходились, чтобы схватиться вновь.
Что только Емеля не предпринимал: менял боксы, играл на нескольких сразу, просил заменить дилера, резко увеличивал ставку, когда казалось - карта пошла. Всё было бесполезно.
Обмененная сумма быстро испарилась.

К его столу подошёл «мордатый» со своей подружкой.
«Мордатый» уселся на крайний бокс, а она встала между ними, наблюдая как Меля проигрывает последние деньги. Потом девушка внезапно подняла руку и провела по мелиным волосам:
- Я тебе нужна? - и тут же, уже утвердительно, - я тебе нужна.
Меля покосился на «мордатого», но тот никак не отреагировал на это заявление.
В голосе девушки слышался какой-то еле уловимый акцент, но какой, он понять не мог. Она обошла стол и стала так, что оказалась почти напротив. Затем, ещё раз повторив ритуальную фразу «я тебе нужна...», она уставилась на него, как студенты на бочковое пиво в те времена, когда Меля ещё был студентом.
Несколько раз, поднимая голову, он натыкался на её открытый и откровенный взгляд. Открытый... по-детски. В нём не было ничего от кокетства и жеманства, которые без труда читаются во взглядах любительниц игры в «гляделки». Она просто стояла и смотрела. Смотрела с непонятным ему восхищением, что-то шепча про себя - её пухлые губы еле заметно шевелились.
Мелю внезапно накрыла злость на «мордатого»...
- Тварь толсторожая, купил себе девку и радуется.
Однако особой радости на физиономии «мордатого» видно не было. Он, также как и Меля, раз за разом проигрывал и матерился всё громче, бросая при этом на девчонку ненавидящие взгляды.
У Емельяна же, который смирился с проигрышем, вспомнив, зачем он вообще сюда пришёл, как ни странно, дела пошли на лад. Четыре раза подряд упал «Блэк Джек» и, при этом, он каждый раз удваивал ставку. Такого быть не могло, но это случилось.
Надо было продолжать игру, но сидеть рядом с «мордатым» было настолько противно, что Меля поднялся и, прихлёбывая на ходу шампанское, которым казино «на халяву» поило своих игроков, пошёл опять за покерный стол.
Девушка немедленно перешла вслед за ним и встала напротив, все так же смотря прямо в мелины глаза.

Такой игры у Мели не было никогда. Флэш, стрит, тройка, каре - он «бомбил» казино, как врагов народа. Немедленно к основному пит-боссу менеджер приставил ещё двух..., меняли дилеров - всё было бесполезно.
Емеля выигрывал.
По прикидкам у него уже должно было быть около пятнадцати «штук», как вдруг, сзади его похлопали по плечу. Он обернулся. Позади стоял «мордатый».
- Пойдём... потолкуем, - и направился к выходу, ни секунды не сомневаясь, что Меля идёт за ним. Из-за полутёмного столика в углу зала, поднялись два таких же мордоворота и тоже направились к двери.
- Охрана, - сообразил Емельян, - сейчас они меня умоют...
Естественно, а что же ещё? День, так замечательно начавшийся и закончиться должен не менее приятно.
Меля поднялся и взглянул на девчонку всё так же преданно смотревшую на него.
- Иди. Всё будет хорошо. Я нужна тебе, - прошептала она и ободряюще кивнула.
- Красивые глаза, - про себя отметил Меля и пошёл в фойе.

Вся троица стояла и прикуривала друг у друга.
Мордатый, увидев Емельяна, скомандовал:
- Сгиньте! - оценивающе оглядел его и спросил, непонятно к кому обращаясь:
- И что она нашла?
- Где? - по инерции поддержал разговор Меля.
- В тебе, мозгляк. Короче, секи сюда. Она мне дала отлуп. Насильно я её держать не могу, она меня разорит в три дня. Пришибить - рука не поднимается, да и помогла она мне..., в натуре.
Короче, сколько у тебя сейчас бабла? Гони сюда и забирай.
- Что забирать? - не понял Меля.
- Фотю забирай, ты, баклан красножопый. Фотю... или тебе по буквам прочитать, как у этого придурка Лёни, - «мордатый» презрительно сплюнул ему под ноги.
- А зачем она мне? У меня жена есть..., - пробормотал Меля, в угаре азарта уже забывший, что у него нет жены.
- А это ей виднее. Она сказала, что нужна тебе - значит нужна.
«Мордатый» придвинулся к Емельяну, обдавая перегаром виски, которое он без остановки лакал весь вечер:
- Я не понял! Ты чего думаешь, я фуфель гоню? Бабки давай быстро... или тебе мои пацаны, по организму стучать будут до тех пор, пока не согласишься. Лошак... Она тебе уже штук десять притаранила, - он опять сплюнул.

В подтверждение его слов из темноты выступила всё та же «пара гнедых». Молча подойдя к Меле, они принялись выворачивать его карманы, ссыпая в полиэтиленовый кулёк фишки и остаток денег.
- Ну и хер с вами, - безразлично думал Емеля, - хотел же денег лишиться, вот и лишился.
«Мордатый», взяв кулек, порылся в нём, достал три фишки по пять долларов и бросил под ноги Меле:
- Держи на развод. И то много. Ну, урод, - хмыкнул он... и, покрутив головой, направился к выходу. «Гнедые» за ним. Уже от входной двери он обернулся...
- А чтобы тебе не в падлу было - считай, что ты её выиграл, - вся троица весело заржала...

Первым желанием Мели было бросить казино к такой-то матери, вместе с этой девчонкой и отправиться домой. Но тут в нём заговорило чувство ответственности.
- Надо домой её отвезти. Где она живёт? Денег на тачку хватит?
Меля поднял фишки и направился в зал.
Девчонка ждала его за тем же столом. Глаза её радостно блеснули. Она подошла и опять провела рукой по его волосам:
- Он у тебя деньги забрал? Ничего. Он несчастный. У него нет судьбы, они ему не помогут. Я нужна тебе. Я твоя. Ты со мной ничего не бойся.
- Ага. Я, лапонька, с сегодняшнего утра уже ничего не боюсь, - криво улыбнулся Емельян.
- Ладно. Фишки поменяю и домой тебя отвезу. Ты далеко живёшь?
- Я теперь с тобой. Зачем уходить? Тебе нужны деньги? Играй.
- Ну! Так, значит так, - он уселся за стол.

То, что потом началось - дилеры казино до сих пор вспоминают с ужасом. Через час весь стол перед Мелей был усыпан фишками, официанты бегали взад и вперёд, таская самые дорогие напитки. Емельян угощал весь зал. Девчонка радовалась и хлопала в ладоши при каждой удачной взятке...
Вскоре подошёл старший менеджер и, извинившись, сказал:
- Прошу прощения, но наше казино закрывается.
- Как? Три часа всего?
- Прошу прощения, но мы закрываемся по техническим причинам. Вам уже вызвали такси...

***

Меля с трудом разлепил веки.
Господи... голова-то как трещит. Пил ведь всё хорошее... а во рту как в помойке.

Он с трудом повернул свою больную голову.
Перед ним на стуле сидела девчонка и радостно улыбалась.
- Ты кто? - ошарашенно спросил Емельян.
- Фотя, - ответила та.
- Что это за имя? Фотя... - никогда не слышал.
- Вообще, меня зовут Фортуна, но ты зови меня Фотя, - смущённо потупившись, ответила девчонка.

Емельян всё вспомнил...
Голова закружилась, и он откинулся на подушку.

***

Полежав так некоторое время и ощутив, что комната перестала вертеться, он почувствовал некоторое беспокойство. Чего-то не хватало.
Не было привычного шума возни, доносившегося из кухни почти в любое время дня и ночи. Мелина мать так была устроена, что её нормальным состоянием было перманентное поддержание порядка в доме. Поэтому какие-либо шуршания, стук и звяканье в квартире были всегда. Сейчас было тихо.
Меля приподнялся.
- А где мать? - спросил он Фотю, продолжавшую внимательно смотреть на него.
Вместо ответа, та молча поднялась, подошла к столу, взяла лежащий на нём лист бумаги и подала Меле.


Сына.
Я должна срочно уехать. Утром позвонили из адвокатской конторы и сообщили, что нашлись следы нашего дедушки, который пропал во время войны. Мне придётся выехать сегодня в Австрию. Билет уже заказан.
Подробности по телефону.
P.S. А Фотя мне твоя понравилась.
Всё будет хорошо.
Целую. Мама.

Меля посмотрел на часы показывавшие начало первого, перевёл взгляд на записку и спросил:
- Когда она уехала?
- Рано. Часов в восемь. Ты только заснул. Мы с тобой до утра проговорили.
- Да? - с сомнением посмотрел на неё Меля.
Вид девушки не предполагал, что с ней можно было проговорить до утра, хотя... чего не сотворишь по-пьяни. Развезло, жалко себя стало, а тут жилетка...
Он спустил с кровати ноги, потом, вспомнив о чём-то, заглянул под одеяло.
Трусы были на месте. Меля с облегчением вздохнул.
- Я вёл себя хорошо?
- Нормально. А как ты должен был себя вести?
- Ладно. Это я так... проехали. Черт, голова кружится. Я всё выпил... или осталось чего?
Фотя молча подошла к полиэтиленовому пакету стоящему у стола, достала оттуда бутылку «Мартини», налила в бокал и подала Меле. Тот принял бокал из её рук, отхлебнул, с иронией посмотрел на девчонку.
- За мной так последний раз лет пять назад ухаживали, - и опять отхлебнул.
- А скажи, пожалуйста, милое дитя, на кой тебе всё это надо? Ты что, на меня глаз положила?
Фотя посмотрела на него своим преданно-доверчивым взглядом:
- Я нужна тебе.
Сказано было с такой убедительностью, что оспаривать этот тезис у него просто не было возможности.
- Ну ладно, - пробормотал он себе под нос, встал и пошлёпал в ванную.

Контрастный душ быстро привёл его в чувство.
Обернувшись полотенцем Емельян вышел из ванной, и в этот момент раздался звонок в дверь.
Меля прошёл в прихожую, открыл дверь.
На пороге стояла жена.

- Можно? - вопросительно глядя на него, спросила она.
- Заходи, - он посторонился, пропуская её в прихожую.
Она вошла и, не раздеваясь, опустилась на стоящий подле стул. Тот самый, на котором вчера сидела мать.
- Это ты меня так встречаешь? - окинула она полотенце игривым взглядом.
- А где ты был? Я звонила несколько раз, мать сказала - отсутствует.
Он не отреагировал.
- Меля, - без всякого перехода продолжила она, - я дура.
- Я знаю, - легко согласился он.
- После того как ты ушёл, я места себе не находила. Знаешь, как бывает: что имеем, не храним - потерявши плачем. Вот и у меня так. Всё что произошло - идиотская ошибка. Мы должны начать всё сначала, - в глазах её стояли совершенно искренние слёзы, голос дрожал, пальцы судорожно перебирали мягкую лайку перчаток.
- Мадам, давайте поубавим драматизма, - поморщился Емельян, - наверное, то, что случилось - случилось закономерно. Да, я тебе забыл вчера сообщить ещё одну новость, возможно, она несколько охладит твой пыл - меня выгнали с работы и могут быть очень крупные неприятности. Так что, для вашего здоровья будет полезнее держаться сейчас подальше.
- Меля, да как ты не..., - в порыве эмоций она встала и сделала движение к нему...
Внезапно её глаза округлились, и она уставилась на что-то за его спиной.
Вслед за её взглядом Емельян обернулся и увидел Фотю, стоявшую в дверном проёме и смотревшую на разворачивающуюся перед ней сцену.
- Извините, - смущённо сказала Фотя, - я не знала, что ты не один.
- Всё ты знала, умница, - подумал про себя Меля.
- Да как ты мог!?! - донёсся до него сдавленный голос жены.
- Господи! Какая же я идиотка! Только жена за порог - он уже девку притащил. Видно, как ты страдаешь...
- Во-первых, не девку, а девушку. Во-вторых, не за порог, а в койку к любовнику. И, в-третьих, а с чего ты решила, что я должен страдать? Или ты думаешь, что я твоя вечная собственность? - Меля безжалостно бил по самому больному месту - по самолюбию. Такого она вынести не могла.
- Да ты... - слёзы брызнули из глаз.
- Подонок! Господи, как я вас всех ненавижу. Ненавижу!!! Какие же вы все сволочи! Этот девку притащил, тот...

Меля так и не узнал, что же совершил «тот», поскольку жена выскочила за дверь и, не став дожидаться лифта, зацокотела каблучками вниз по лестнице.
Желания её останавливать и что-то объяснять у него не было.

Постояв и послушав удаляющийся цокот, он повернулся к Фоте.
- Ну, и зачем ты явилась? - только тут Емеля заметил, что на ней уже был, невесть откуда взявшийся, домашний лёгкий халатик и комнатные туфли.
- Я случайно, - покраснев, прошептала та и потупила глаза.
- Так, девушка. А не пора ли нам с тобой поговорить и во всём разобраться? - Емельян решительно взял её за руку и повёл в комнату.

***

- Давай с самого начала. Кто ты такая? - он уже успел облачиться в свой халат, по пути подлил себе «Мартини» и, удобно расположившись в кресле, настроился на длительную беседу.
- Фотя, - жалобно пискнула гостья. На неё было больно смотреть. Острые коленки и бессильно упавшие руки, почему-то вызвали у Мели острое щемящее чувство жалости. По всему видно было, что она вот-вот разревётся.
- Чего это я? - с некоторым удивлением подумал Меля. - Она мне кто? Никто.
Он поднялся и подошел к ней:
- Давай я тебе чаю сделаю. Хочешь?
Фотя шмыгнула носом и кивнула головой.
Он пошел на кухню, заварил чай, такой - как он делал себе, трёхсортовой-злодейский. Принёс и подал ей чашку.
- Ты сама-то хоть спала? Или надо мной всё сидела?
- Спала, - девчонка согласно кивнула головой, - тут, в кресле.
- Ладно. Продолжаем разговор. Сколько тебе лет?
- Не знаю, - она неуверенно пожала плечами.
- Что значит «не знаю»? Ладно, прикол с Фортуной ты придумала классно. И «пруха» вчера сумасшедшая была. Только не надо сказки рассказывать, что ты к этому руку приложила. И псих этот «мордатый», тебя мне сдыхал красиво... Ты можешь что-нибудь объяснить?
Фотя опять зашмыгала носом.
- Хорошо. Давай с другого конца. Зачем ты сейчас в коридор выскочила?
- Ты так хотел.
- Я хотел? Ты что, девочка? - внезапно он понял, что действительно, он думал о том, как бы поскорее прекратить этот никому не нужный разговор с женой, да и неплохо было бы, чтобы та увидела: претенденток на освободившееся место полным-полно.
- Ладно. Допустим, - Меля, с интересом, взглянул на девчонку. - Интуиция? Сильно.
- Кто твои родители? Где ты живёшь? - он потянулся за сигаретами, потом, с сомнением посмотрел на Фотю, и отложил пачку.
- У тебя.
- Как это у меня? Я тебя что, пригласил сюда? Что-то я такого не помню.
- Нет. Не пригласил. Я нужна тебе.
- Стоп. А до этого, где ты жила?
- У Игоря. Ты его вчера видел. Но я ему не нужна, я бесполезна. Ничего нет. Не с чем работать.
- Хорошо. А до Игоря?
- У Сергея. Он был художник. У него было много лучей, и я пришла ему помогать. Но чем больше я старалась, тем ему становилось хуже, и однажды он меня попросил, чтобы я ушла. А у него как раз был этот Игорь, но тогда он был не такой. Тогда у него была судьба.
- Что значит была судьба? А куда она потом делась?
- Ушла. Человек сам выращивает свою судьбу. Это как лучики. У тех, у кого много лучиков - большая судьба, много путей и возможностей. У тех, кто убил свою судьбу, ничего нет и его конец предопределён. У тебя много лучиков и я хочу помочь тебе.
- Стоп, - Меля залпом осушил бокал, - какие лучики? Чего ты гонишь?
- Я тебе объясняю.... Это выглядит как лучики, как бы - возможные пути твоей судьбы и одновременно ими можно управлять событиями. Я это вижу. Я это умею. Все люди и все события связаны этими лучиками.
Чтобы понятнее, представь себе - случилось несчастье, человек поломал ногу на просёлочной дороге. Никого нет. Помощи ждать неоткуда. А в пяти километрах от этого места, на развилке, водитель ломает голову - поехать направо или налево. Поедет налево - спасёт человека. Поедет направо - человек погибнет. Вот и надо взять его лучик и протянуть в нужном направлении, связать судьбы. Понимаешь?
- Угу. Понимаю. Ты что, меня за идиота принимаешь? Конченого? Сказала бы прямо и честно - хахаль выгнал, жить негде, домой возвращаться нельзя. А то... лучики...
- Ну почему ты мне не веришь? У тебя сейчас много проблем, я помогу тебе. Я могу это делать. Всё будет хорошо.

В этот момент затарахтел телефон. Меля снял трубку.
- Емельян! Ну, ты где? Старик, тут такое творится, - раздался в трубке голос шефа, - бросай всё и срочно сюда. Эти ишаки бухарские направили на наш адрес мыло для другой организации. Сегодня утром прислали миллион извинений, подтверждают, что контракт работает, и они намерены увеличивать объёмы закупок. И самое главное, они настаивают... слышишь! настаивают... чтобы эту тему вел именно ты, им с тобой нравится работать. Ты слышишь меня? Чего ты молчишь? Ты где? Пьяный что ли?
- Да нет... я в порядке.
- Ну вот. Давай подъезжай сейчас....
- Я сейчас не могу. Мне подумать надо.
- Ладно, ты думай, только не очень долго. Работать надо, а думать это не твоя забота.
Шеф бросил трубку.
Через секунду телефон затрещал вновь.
- Емеля, ты себе не представляешь, как я рада, - это была Марина, - шеф просил, чтобы я тебе не давала расслабляться. Тебя все ждут. И развеешься заодно, отвлечёшься от проблем домашних. Жду-у.
- Откуда она-то про проблемы знает? - невпопад подумал Меля.
Фотя уже допила свой чай и сидела, поджав под себя ноги и вопросительно глядя на него.
- Всё в порядке? - спросила она.
- Ты хочешь сказать - это твоих рук дело? - ответил он вопросом на вопрос.
Она пожала плечами, поднялась и пошла на кухню.
Мыть чашку.

***

Посидев в кресле ещё некоторое время, Емельян понял, что ему нужно срочно проветриться. Просто выйти на свежий воздух. Окружающая действительность угрожающе принимала черты какой-то запредельной ирреальности.
- Погулять хочешь? - спросил он появившуюся в дверях Фотю.
- Хочу. Я люблю гулять, - радостно откликнулась та.
Одевшись и выйдя в прихожую, он увидел, что Фотя натягивает на себя что-то вроде весеннего плащика. На улице было, судя по градуснику, пятнадцать градусов мороза.
- Ты и вчера в этом была?
- Ага. А мне не холодно.
Меля прошёл в комнату и полез в заветную шкатулку. Там он держал заначку - «на всякий случай». Сейчас, судя по всему, этот случай наступил.
Достав три тысячи рублей, все сбережения, он пошёл в прихожую, но по пути зацепил полиэтиленовый пакет, прислонённый к стене. Тот опрокинулся набок, и из него вывалились плотно спрессованные банковской упаковкой пачки денег.
Обалдевший Меля некоторое время стоял смотря на них, потом, присев на корточки, начал засовывать пачки обратно в пакет.
- Это твои, - раздался голос из прихожей. Фотя стояла в дверном проёме и наблюдала за его манипуляциями. Это ты вчера выиграл.
Меля посмотрел на неё. Потом взял пакет за края и, перевернув, вывалил на пол денежную кучу. По самым скромным прикидкам там было около миллиона рублей.
- Ты уверена? И меня с этим отпустили?
- Тебя отпустили со мной. Ты всё ещё не веришь?
Меля, не глядя, сунул несколько пачек в карманы и пошёл к двери...

Такси появилось сразу, как только они подошли к обочине.
- Давай в «Янтарный», - скомандовал Меля, откинувшись на сидение.
Почему-то он ощущал дикую усталость от всего происходящего...

«Янтарный» - лучший супермаркет в городе, предлагал своим посетителям любые товары и услуги, которые только могли прийти в самую больную голову. Меля сразу же пошёл в отдел женской одежды.
- Одеть. С ног до головы, - скомандовал он налетевшим продавщицам. Ему нравилась новая роль. Роль богатого, позволяющего себе любые капризы придурка, который не жалеет на свою подружку никаких денег.
Сидя в удобном кресле, он потягивал любезно предложенный ему заведением коньяк и критически разглядывал Фотю, появлявшуюся то в одном, то в другом наряде.
Наконец выбор был сделан и одетая в нечто, она предстала перед ним.
Внимательно оглядев, он решительно взял её за руку и повел:
- Стричься, - коротко ответил на её вопросительный возглас.

Через час из парикмахерской вышла ОНА.
Он прекрасно понимал, что это была та же самая Фотя, что из разреза сумасшедше - дорогого платья видны те же самые острые коленки, которые он не так давно видел жалко и беспомощно выступающими из-под скромного халатика, но... это была ОНА.
А главная её прелесть заключалась в сияющих глазах, которыми она всё так же беззаветно-преданно смотрела на него.
- Это мне? Для меня? - более дурацкого вопроса он не слышал за всю жизнь.
- Для меня, - ответил Емеля.
И что самое странное, это была чистая правда.
Пожалуй, впервые он себя почувствовал всемогущим, способным удовлетворить любую прихоть женщины находящейся рядом. Странное и жгуче приятное ощущение.
Несколько портило это ощущение то, что иногда он вспоминал о некотором отношении к этим деньгам самой женщины, но потом эйфория заслоняла эти мысли, и он продолжал наслаждаться своим могуществом.

Первым делом, он повёз её обедать в самый дорогой и фешенебельный ресторан. Емеля упивался своей новой ролью, которой он никогда раньше не мог себе позволить и которая так внезапно свалилась на него.
Но, что самое интересное, по всему было видно, что и Фоте это чертовски нравилось. Нравилось то, что он так носится с ней, нравились знаки внимания, нравились взгляды окружающих, которые она ловила на себе. Всё это Меля видел и чувствовал. Чувствовал очень остро. Между ним и Фотей уже протянулся тот тонюсенький незримый нерв, через который передаются ощущения. Те ощущения, о которых не принято, да и невозможно говорить. А если о них говорят то, как правило, врут.
Сидя за столом и смотря на сидящую напротив Фотю, он ощущал какое-то давным-давно позабытое чувство, какую-то гремучую смесь нежности, жалости и благодарности. И он знал, что это чувство можно испортить одним неверным словом, взглядом, поступком.
Он смотрел, как она аккуратно подбирает горошинки из салата и по одной накалывает их на вилку. Он смотрел, как она смешно морщит свой нос, на который попадали колючие брызги «спрайта»...

Внезапно, он вспомнил ещё одну очень важную вещь.
Она сидела в «его» кресле, а он ничего не почувствовал. Ничего.
Ещё в «те» времена, когда он был холостым и счастливым, «его» кресло было индикатором, на котором он мгновенно проверял соответствие очередной «претендентки» запросам своей разборчивой натуры..
Внешне всё выглядело очень просто. Он мог месяцами ходить с очередной подругой по гостям, киношкам, ресторанам и всё было нормально. Но... как только он приводил её домой и усаживал в «своё» кресло, ... тут же наступал «момент истины», какое-то ощущение внутреннего антагонизма.
Десятым чувством, он ощущал совместимость кандидатки и себя.
Причём ощущение это всегда было очень острым и сильным.
И когда он привёл домой и усадил в кресло свою будущую жену, оно ему говорило - нет. Не она.
Тогда он решил, что это шиза. Хватит. Сколько можно.
Право оказалось креслице-то, не обмануло.
А вот, когда в нём сидела Фотя, он не чувствовал ничего.
Всё было хорошо. Всё было естественно.

Меля понял, что он влюбился....

***

Последующие дни протекали для него в том состоянии блаженно-слюнявой эйфории, которой он не испытывал со времён третьего курса института. Он не понимал, откуда и за что это на него свалилось, но бороться с этим состоянием или что-то предпринимать, у него желания не было. Меля плыл... Плыл по течению созерцания и прострации, с изумлением разглядывая внезапно разукрасившийся вокруг него мир.
Ему было хорошо...
Больше его ничего не интересовало.

Никто ему не мешал.
Мать по вечерам звонила из Австрии, рассказывала о невесть откуда прибавлявшихся делах, об огромном хозяйстве, которое обрушилось на её немолодую уже голову, просила приехать помочь, но Меля отнекивался. Ехать ему никуда не хотелось. Его представления об австрийцах, были основаны на картинках из передачи «Клуб кинопутешественников», где здоровенные мужики в коротких штанах с белыми гольфами и шляпах с перьями пили пиво, жрали сосиски, а потом танцевали в обнимку с такими же нарядными дородными тётками. И все были безумно счастливы.
Стать австрийцем Емеля не хотел. Счастья ему и тут хватало.
Счастье для него, с некоторых пор стало заключаться в возможности ежедневно видеться и разговаривать вот с этой девчушкой. Целыми днями он нянчился с ней. Возил по городу, рассказывал, показывал, таскал по магазинам, стараясь что-либо сделать для неё... Её неосведомлённость в самых простых житейских вопросах была поразительна. Но сейчас Меле это было безразлично и он не забивал себе голову всякой ерундой.

Некоторые отвлекающие факторы - неоднократные попытки жены вновь наладить отношения, а также бывшего начальника, зазвать Емельяна на работу - ему не очень мешали.
Но в прошлое он не хотел... категорически.
С бывшей женой, после пары объяснений по телефону, он просто перестал разговаривать и, заслышав её голос, аккуратно клал трубку на аппарат. С начальником же, он договорился таким образом, что тот е