И пока что Питер плачется и скулит,
И я стараюсь не ныть ему в унисон.
Пускай все изнутри сжимается и болит,
И весь мой сентябрь один мягкотелый сон.
Вот такая осень ты ранен или убит,
И так много стен навалилось со всех сторон.
Вот такой характер ни капли или до дна.
И не важно, что дальше жажда или дурман.
Я смотрю на седеющий мир в проеме окна,
А может это всего лишь самообман?
А может это мой выбор, моя война,
Когда ничего не оттягивает карман,
Кроме пачки тонких и флакона духов,
Чтобы руки были озябшие, без колец,
Чтоб в блокнотах было тесно от ярких стихов,
Чтобы где-то в груди плескался жидкий свинец,
Чтоб не плакать из-за случайностей и пустяков,
Чтобы каждый, кто в моем сердце, был не жилец?
Я специально крашу волосы в русый цвет
И стараюсь ни улыбки не пропускать.
Чтобы мне самой верилось, что во мне есть свет,
Чтобы собственной апатичности не потакать,
Чтобы не было на лице ни малейших примет,
Того, как я привыкла от пустоты подыхать.
Эта осень, как истинный хищник, за мной следит,
Проникает под загрубевшей кожи кору,
Через эту осеннюю хмарь у меня транзит,
И пусть я не успела согреться летом в жару,
И пусть Питер тусклым дождем мне в окно скулит,
Этой осенью я не сдамся. Я не умру.