-Привет! Как дела? Спросил он своего друга.
-Как всегда, все хорошо. Ответил он.
- А что такой грустный?
-Да нет обычный такой, как всегда.
-Пойдем, пройдемся, поговорим.
Они пошли прямо. Куда идти было все равно, имел значения разговор. Этот пустой разговор, как и они сами. Вокруг в основном были двух этажные дома. Двора домов были благоухоженные. Рос газон, цветы, декоративные деревья. Они шли по ровному, качественному асфальту. Дул теплый ветер. Погода была пасмурной. Друг шел, укутавшись в куртку, ему было прохладно. Ему же было нейтрально, ему нравился дувший в лицо южный, весенний ветерок и эта бессолнечная погода. Они шли не торопясь, размеренными шагами. Они молчали, нужный разговор происходил, с самими собой. Он переживал за свои отношения с другом, он не знал, что у него на уме, доверяет он ему или ненавидит его, считает своим другом или бесчувственным куском мяса. Вечно опасаясь сказать, что то не то и боясь этого задумчивого молчания. Он нервничал в таких ситуациях и пытался, быстро придумать тему для разговора. Друг просто шел и наслаждался или наоборот терпел эту прогулку. Ничего плохого про него он не думал, только ежился при сильных порывах ветра. В очередной раз испугавшись, он начал разговор. Столь не значительный, что было ясно, разговор начат, дабы разрядить обстановку, которая и так была разряжена. Скорей друга раздражал эта глупая тема, чем тихое, блаженное молчанье. Поняв это, он замолчал.
Они часто разговаривали на умные темы. Политика, творчество, искусство, на многие жизненные темы. Они не могли толком понять себя, зато считали остальных линейными, поддающийся логике, людьми. Вообще оба они считали, что все знают о людях, об их линейном поведении. Считая, что они много знают, они со спокойными, невозмутимыми лицами обсуждали все, не зная об этом ровным счетом ничего. Ставя себя умнее, писателей, друзей, политиков.
-Оу мы забыли позвать Лекса!
-я думал, ты позвонил ему (сказал ему друг, сам забывший про их общего друга Лекса)
Они позвонили Лексу.
-Он подойдет к нам минуток через двадцать.
Они начали говорить о своем, творчестве. Каждый из них и даже Лекс писали свои рассказы и повести. Он и его друг всегда бранили свои рассказы, не смотря на то, что не большая публика, читавшая их, говорила, что они вполне читаемы, им нравилось. Бранили, но любили и плохими их не считали. Говорил так для подстраховки и постоянного подбадривания близких. Повышая, так себе самооценку. Говорить, что мои произведения бесспорно хороши, было глупостью. Считали, что их творчество, бесспорно, превосходит, друга. Лекс же, сразу говорил, что его произведения хороши и постоянно говорил про них, описывал, как он их писал. Даже когда у него был кто то в гостях и читал рассказ, он не отставал со своими комментариями и постоянными вопросами во время прочтения, что делало его невыносимым. Они действительно были интересными, но написанными с учетом выпендрежа. Это сразу бросалось в глаза, что очень бесило, но никто Лексу об этом так и не сказал. Лекс любил умную, пустую болтовню. Болтовню, которую понимал только он, потому, что эта тема принципе, не этого круга ума, но он за день до ее обсуждения прочитал про нее все по три раза, что бы заучить редкие, умные слова. Человек яркости и выпендрежа, не стесняющейся этого. Лекс даже забыл, какой он на самом деле, и даже это превратил в пиар для своих друзей.
Он и друг, были, куда не приметней Лекса. Они не были в центре внимания, как он. Эта хвальба своих произведений очень помогала, окружающие действительно восхищались творчеством Лекса. Тем ни менее и у Лекса бывало чувство отрешенности и ненужности, как у него и его друга. Чувство когда, как казалось им, они не нужны даже самым близким людям. Все они думали, что они особенные, неповторимые и оригинальные. Все это они скрывали от окружающих, но не боялись разоблачения. Да какого там разоблачения, они даже сами иногда подталкивали себя выплеснуть все друзьям и знакомым, все, что они думали о себе и других. И наверно только сами все знали друг про друга, а остальные не видели в них ничего особенного, точнее они видели все как есть, а не то, как они навоображали сами, про себя. Каждый, где то глубоко в себе понимал, что это все их воображение, но так, им было интереснее.
Пришел Лекс, и начал обсуждать очередную умную тему, которую никто кроме него не понимал, да он и сам - то узнал только вчера после очередного штудирование психологической статьи в интернете. Он и его друг поддакивали, смеялись, обсуждали ее, а в мыслях начинали нервничать и не могли дождаться пока он прекратит этот выпендреж. Однажды он даже высказал Лексу, что он думает про такие разговоры, и к его удивлению, Лекс сам не был от них в восторге. По словам Лекса, он делал это только, чтобы завоевать доверие, расположить к себе человека, с которым он хотел начать общаться ближе, с которым было выгодно завести дружеские отношения. Лексу самому иногда становилось противно от этого. Даже после этого разговора он пользовался этим приемом в отношении него, хотя знал, что это его раздражает и делает только хуже. Лекс потерял себя, потерял истинное я, и использовал эту потерю себе во благо. Иногда сидя дома Лекс вспоминал о [Яk, грустил по нему, засыпал и просыпался снова веселый и не горюющий по [себеk.
Он умел слушать и не всегда любил говорить, его друг любил говорить, но редко слушал, Лекс любил обсуждать, он и говорил много, и мог много слушать. Все они были скрытыми клоунами, в этом большом цирке. Вполне может быть, что скрываясь, эти клоуны не видели, что их окружают такие же шуты как они, придумавшие себе роль, в которой они растворились. Растворились навсегда, как в водке ключевая вода. Большое шапито, набитое пафосными клоунами, среди, которых трое выделялись, как овцы среди стаи волков. Овцы, маскирующиеся под волков, слепые волки, не видящие этих трусливых, разжиревших от хохота овец. Со стороны стоит гиена видящая, их всех, понявшая, что они не видят друг друга и смеющаяся над ними. Улыбающаяся от того, что думает, что видит все, а ее никто. Гиена, самая смешная и самая сильная участница этого представления. Но, ни видит, того, что она главный, руководящий актер этого выступления. Актер младший режиссер. От многочисленных провалов и разорения, от опустения зрительного зала цирк разбежится, а три пафосных клоуна, три зачинщика всего представления останутся набирать новую труппу.
Через надцать лет, когда у них будет семья, дети, хорошая работа, социальное положения, они не перестанут быть прекрасными клоунами. Останется и пафос, только люди вокруг повзрослеют. После очередной смены работы все, троя, пролечатся полгода в психбольнице с диагнозом шизофрения и уйдут на пенсию по душевной инвалидности. Хотя в их поведении ничего не измениться, но жены, знакомые, друзья и даже дети станут относиться к ним, как к больным, у всех кардинально поменяется мнения о них. От чего они сойдут с ума, и остаток жизни проведут в белом доме, среди других циркачей и актеров, на таблетках с периодическим посещением мозголомной комнаты с электро стулом, троном, сделавшие их овощами с редким просветлением ума. Просветление каралось уколами, таблетками, дубинками и, конечно же, Троном