Антифашистский гимн
50-летию песни «Бухенвальдский набат
посвящается
1
В нестройный как бы унисон
С самой Тамарой Гвердцители
Мы все: «Гудит со всех сторон...» --
В нью-йоркской синагоге пели.
Тот гимн был к небу обращен,
Мы «Люди мира,... встаньте!, -- пели...
Внес в ноты колокольный звон
Великий классик Мурадели.
Не каждый в зале знал слова –
Их раздавали на листочках.
Текст пропечатался едва.
Но сколько силы в емких строчках!
Вверху: «А.Соболев, поэт», --
Стояло рядом с «...Мурадели»...
Один куплет, второй куплет –
И песню до конца допели,
Как скорбный реквием по ним,
В печах промышленных сожженным,
По соплеменникам моим,
В ярах живыми погребенным...
Он на Михоэлса похож.
Губастый. Лишь волос поболе.
Хоть ломом не убит, но все ж
И он в плену еврейской доли.
Он был умен. И стиль властей
Оценивал без заморочек.
О чем свидетельством – со всей
Отвагой -- горстка жестких строчек:
О нет, не в гитлеровском рейхе,
А здесь, в стране большевиков,
Уже орудовал свой Эйхман
С благословения верхов...
... Не мы как будто в сорок пятом,
А тот ефрейтор бесноватый
Победу на войне добыл
И свастикой страну накрыл...
Поэта две декады нет.
А песня «Люди мира... встаньте...»
Полвека как пришла на свет
И борется поныне... Гляньте:
Ее в Америке поют
На митингах антифашистских.
Забыться песне не дают
В ярах лишившиеся близких.
Об авторе бессмертных слов
Осмелюсь горестно поведать.
Поэт, ушедший в царство снов
Едва ли сможет там изведать,
Что скоро сложится о нем,
Поэте Соболеве, сага.
Давай же, помолясь, начнем –
Перо готово и бумага...
2
Еврейских брали пацанов
Насильно в русские мундиры.
Свои фамилии на «ов»
Им раздавали командиры.
Теперь дивимся, отчего
Меж Гройсбургов и Нитензонов
Евреи Фокин, Дурново,
Белых, Истомин и Самсонов.
И Соболев. Сашок – мой друг.
Экс-фехтовальщик. Он из Львова.
Пополнил эмигрантский круг.
Пристроился по жизни клево.
Охранник. Есть приличный дом.
Жена-хохлушка и машина.
Но в этот – о поэтах – том
Попал случайно. А причина:
Поэт фамилию носил
Такую. И такое имя.
А песня, что поэт сложил,
В значенье выросла до гимна.
Поэт рожден как Исаак.
-- А Александр – для благозвучья?
Погромный нависал кулак
Над Исааком с детства... Сучья
Потворствовала скрытно власть
Погромщикам в стране Советов.
И Исааку в ней пропасть,
Будь он и лучший из поэтов –
Ни за понюшку табаку.
Он и прикрылся «Александром».
Им и подписывал строку,
Что было не таким досадным,
Чем, если б вовсе ничего
Не шло в печать от Исаака...
В Полонном вывели его
На Божий свет... Село из мрака
Тысячелетней дали шло.
Сам князь Владимир Святославич
Селенье уважал зело:
-- Отец святой, дела поправишь:
Полонное село твое... –
Князь стольной Десятинной церкви
Полонное придал, ее
Подпитывая.... Были цепки
Первокнязья... Владимир сам
Свет Святославович нередко
Сюда наезживал и в храм
Вступал, молясь... Хомора-речка
Змеится вдоль всего села...
«Чугунка» довезет в Бердичев
И в Шепетовку, коль дела:
Зовут в ажиотажном кличе
В локальный скупенький гешефт.
Здесь были, ясно, и погромы.
Они не обошлись без жеотв.
И гнев впитался в хромосомы.
Он – младший сын в большой семье.
Стихи пришли к мальчонке рано.
Прижух, забывшись, на скамье,
Шептал чего-то... Было странно
Родным за хлопцем наблюдать.
Его жалеют братья, сестры...
Над маленьким хлопочет мать.
В большом семействе дети пестры.
Он – белая ворона.
-- С ним
Наверно к доктору бы надо. –
Отец... А мать:
-- Повременим... –
Блестяще учится – отрада...
Зовут высокие мечты...
На выпускном сыграли в школе
Спектаклm задиристый «Хвосты...» --
О старом быте в новой доле.
А пьесу выдал Исаак...
Печальнейшая в жизни драма
Когда в потусторонний мрак.
Уходит безутешно мама.
Звук обрывающихся струн
Невыносим – и ты немеешь.
Пока она жива – ты юн.
Она ушла – и ты взрослеешь...
3
С годами эта боль острей –
Невосполнимая утрата...
Похоронив, в Москву к сестре
Уехал парень без возврата.
А здесь в рабочие пошел –
В заводе авиамоторном
Слесарил... Божий дар повел –
Нельзя не быть ему покорным –
К единомышленникам. Он
Вступает в литобъединенье.
И вот в газете – фельетон.
А следом и стихотворенье.
Под ним – «А.Соболев». Пришлось
Преображаться в Александра –
Антисемитское насквозь
Начальство... Парень верит в завтра,
Но завтра началась война.
Он фронтовик. Сержант. На пузе
Исползана бойцом страна.
Однако после двух контузий
Он списан напрочь. Инвалид.
На фронте для газет армейских
Писал статьи, стихи... Велит
Душа в разгар антинемецких,
Антифашистских контратак,
Сражаться и огнем и словом...
Вновь на заводе Исаак,
В многотиражке... Слыл толковым
Корреспондентом. Сверх того
Стихи, статьи и фельетоны
Великолепные его –
(Рвачам и жуликам – пистоны) –
Идут в «Вечерке» и «Гудке»,
«Труде», «Строительной газете»
И «Крокодиле»... Мощь в руке
Накапливали строки эти,
Судьба его вела, вела...
В многотиражке встретил Таню.
Она любовь в душе возжгла.
Чем? Вряд ли разгадаем тайну,
Но главное в судьбе: она
Вполне по жизни состоялась
Как друг поэта и жена –
Не отступила, не сломалась.
Все понимала, берегла --
Не каждому такое счастье
Не отoшла, не предала.
Иное происходит чаще...
4
Наум Коржавин вспоминал,
Что вовсе юным к той же бражке
Писательской принадлежал
При заводской многотиражке,
Где Соболев был патриарх.
-- По праву старшего с собою
Брал на тусовки. На пирах
Поэтов будь готовым к бою.
О чем угодно споры шли:
О стилях, строчках и рифмовке,
Тематике... Друг друга жгли
Сарказмом... Жесткой разбраковке
Подвергся бы и Пушкин сам.
А Соболев открытым, добрым,
Шутливым был и светлым там...
И всех кусавшие, как кобры,
Презлые критики никак
Его не пробивали юмор...
-- Ну вот, отбился... Каково?
-- Меня б так били, я бы умер...
-- А для меня весь этот шум –
Как тренировка для боксера:
Ты в нем оттачиваешь ум... –
Итог явился миру скоро.
Пять лет, как отошел сатрап –
Реинкарнация Амана,
Готовивший исход-этап
Для всех евреев... Утром рано
Включает радио поэт –
И слышит весть, что в Бухенвальде...
Еще и продолженья нет,
А у поэта рифма «встаньте»
Уже прощелкала в мозгу...
Вот так рождаются шедевры...
Едва ли новость та Москву
Особо тронула... Но нервы
Поэта – тонкий инструмент.
Весть, что в концлагере фашистском
Открыли скорбный монумент,
Мемориал по тем, кто с иском
К убийцам к Богу вопиет,
А ГДР там колокольню
Построила, тотчас поэт
Как будто возвратился в бойню,
Где он, контуженный, страдал,
Где видел рвы в телах евреев,
Где он товарищей терял...
Война, вдруг холодом повеяв,
Поэта привела за стол...
Строка ложится на страницу...
Сейчас он, Соболев, -- посол
Всех, кто ушел за ту границу,
Куда лишь колокольный звон
С Земли, возможно долетает
И вздох поэта... Пишет он –
И верит сердцем, даже знает:
Его услышат... Голоса
К нему доносятся живые...
Он пишет, пишет... Два часа –
И Тане прочитал впервые.
И Таня не скрывала слез,
И «... жертвы ожили из пепла...
Что делать дальше – вот вопрос.
Уверенность в поэте крепла,
Что не случайные слова
Соединил он в эти строки...
Отнес их в «Правду»... Там едва
Коснулись взглядом текста...
-- Сроки
Для рассмотрения того,
Что к нам приносят волонтеры,
Значительны – полно всего.
Мы вам ответим, но не скоро.... –
Дождался – принесли ответ.
Его стихи косой чертою
Перечеркнули... Больше нет
Ни слова – словно бы к отстою,
К великим строчкам отнеслись...
«Труд» публикует. Да с советом:
-- Ты с Мурадели поделись... –
Послал... Тот классик. Но с ответом
Не задержал. Он позвонил:
-- Пишу к ним музыку – и плачу... –
И отклик тот наградой был.
Содружество несло удачу...