А шмиду не везет по-кафкиански...
Что делать? Добывать другой билет.
Могли бы поспособствовать и янки,
Но из Америки поддержки нет...
Всем ясно: вскоре перережут тропы,
Что дальше? Смерть. Неотвратимый рок.
Бежать. бежать из матушки-Европы!
Куда? На Кубу! Виза! За порог
Однако не успел шагнуть из Ниццы.
Пирл-Харбор... Океанские пути
Закрыты до желанной заграницы.
Куда податься? Где себя спасти?
Бежит, как пастор Шлаг, Но пограничной
Охраной остановлен.
-- Не берет
Швейцария евреев... Неприличный
«Нейтралов» и циничный разворот
И книксен перед фюрером позорный...
Помочь певцу великом маки
Согласны – и маршрут тяжелый горный
Им пройден... Ну, счастливые деньки?
Но в Цюрихе сердечко закололо...
«Нейтралами» тотчас запихнут в ад.
Его б в театра, да восхититься соло,
А затолкали в лагерь Гиренбад:
-- В Швейцарию пробрался нелегально... --
В спасении великому певцу
Отказывают нелюди нахально.
Он в лагере. Судьба идет к концу.
Болеет. Заключенные ночами
От холода жестокого дрожат.
И боль в груди. Разделся пред врачами –
С презрением на бедного глядят:
-- Пройдет, простуда... Следующий! –
Вскоре
Стал вовсе плох. В больнице врач-злодей
Лишь умножает пациента горе:
-- Вполне жить может в лагере... –
Радей,
Хоть ты, судьба, о земляке!
Прогулка...
Манит огнями ресторан «Вальдегг»...
Но отчего так сердце бьется гулко
И больно... Вдруг остановило бег...
А лагерный безжалостный лепила
Развел руками:
-- Стало быть, конец! --
А рестораторшу слеза слепила –
Жалела... Так ушел земляк-певец...
Ноябрь сорок второго свой экватор
На день всего перешагнуть успел.
А приглашенье поступить в театр
На день лишь запоздало... Жаль, не спел...
Вновь обойдем, вослед ему, пороги:
Берлинской академии студент,
Великий тенор... Гений... В каталоге –
Две сотни Шмидта записей... Момент
Опубликованных воспоминаний,
Свидетельство о Шмидте: Рохус Миш,
Фашист из свиты Гитлера, терзаний
Не ощущает, вспоминая, лишь
О Бухенвальде ничего «не знает»,
Освенциме, Треблинке... Но зато
О фюрере детально сообщает --
(Все помнит недобиток, где и что
Тот говорил) – с дотошностью немецкой:
-- Под Винницей – (там «Волчий...» был «окоп» --
«Вольфшанце» -- ставка Гитлера») – дворецкий
Однажды патефон заводит, чтоб
Расслабиться мог фюрер на мгновенье...
Звучит высокий голос... На лице
У фюрера покой и наслажденье...
Дослушав пенье, я спросил в конце:
-- Кто пел-то?
-- Йозеф Шмидт...
-- Так он же юде!
-- Зато, -- ответил Гитлер, -- как поет! –
Свидетельство неслабое о чуде
Божественного дара... Земляку
В тридцатые внимала вся Европа
С Америкою вместе... Пареньку
Бомонд Парижа упоенно хлопал,
Берлина и Милана... Он страдал:
Был ростом мал... Зато огромный голос,
Феноменальный, небывалый дар.
Тот голос необъятен, точно космос...
Он недопел и недовыступал,
Недоиграл в картинах музыкальных,
Недогремел над миром бурный шквал
Восторженных оваций на финальных
Ферматах... Может быть, в тот самый день,
Когда он пеньем оглашал «Вольфшанце»,
Свет жизни в нем погас и смерти тень
Легла на лик... Не оставляет шанса.
Фашизм еврею... Угасал земляк
Не где-нибудь – в Швейцарии «нейтральной»,
За лагерной «колючкою»... А враг
Пластинку Шмидта слушает нахально...
Но фюрера циничная «любовь»,
Едва ль могла спаси звезду от смерти.
Не по его ль вине евреев кровь
Лилась? Антисемита водят черти.
Шмидт похоронен в Гиренбаде. Град,
Не давший жить великому, позорно
Его житье здесь превративший в аду,
Прогнулся перед нелюдью покорно...
Тем Йозеф К. виновен, что режим,
Намерений своих не раскрывавший,
Глубинной сутью не приемлем им...
Вот так и Йозеф Шмидт, невинно павший.
Однажды автор был отождествлен
С героем: обозначен «К.» в отеле.
«Их просветить? А самя просвещен?
Спросить на что сим указать хотели?» --
Пометил Кафка кратко в дневнике.
До смерти полтора неполных года.
С героем автор был накоротке...
Когда фашизм ушел, пришла свобода,
Европа, пережившая войну,
В его романы с трепетом вгляделась,
Надеясь: впредь не даст пойти ко дну...
А Шмидта нет... Ему еще бы пелось –
Покинул мир обидно молодым.
Нет Шмидта в большинстве энциклопедий.
Но, правда, снят документальный фильм....
Фашизм – источник боли и трагедий...
На взлете, в тридцать восемь, был сражен --
Шесть миллионов съела Гекатомба...
«Тиритомба, Тиритомба, Тиритомба, неужели это сон?» --
Звучит по-итальянски «Тиритомба» --
Сверкает голос вспышками зарниц,
Забывшись все, кто слышит, застывают...
Поет земляк. Восторгу нет границ.
Великие певцы не умирают...
Постскриптум: как эпиграф мною взят
Альфреды Бриклин стихотворный отклик.
Я несомненно тронут был и рад,
Что не один лишь я духовный облик
Маэстро отзеркаливал в стихах.
Альфреда мне поведала о дяде,
Что, как и я родился в Черновцах.
Он вдохновенно потрудился ради,
Того, чтоб о великом земляке
Услышали в сегодняшней России.
Спасибо, Леонид! Рука в руке
Давайте противостоять стихии
Беспамятства и нео-бесовства.
Он, Флейдерман, собрал материалы...
Уже о Шмидте слышали Литва,
Израиль... Значит в вечные анналы
Да будет вписан пламенный певец...
Да зазвучит везде с компактных дисков.
И мученика светлого венец
Везде восславят в камне обелисков...