Автор - семен

йозеф шмидт 1

Прекрасный тенор - Йозеф Шмидт
Был незаслуженно забыт.
Остались пыльные архивы
И опер старые мотивы.

Аплодисменты, крики:"Браво!",
Успех у женщин, шарм и слава,
И залы публики полны.
Все это было до войны.

Афиши, шумные гастроли.
Но, по иронии злой доли,
Любимца зрительских сердец
Ждал мученический венец.

Отвергнутый своей страной,
Без денег, тяжелобольной,
Он умер в тридцать восемь лет,
Не пережив страданий, бед.

Германия о нем забыла,
Швейцария похоронила.
Привычный жизненный изгиб.
Все, как всегда. Талант погиб.

Года промчались, пролетели.
Но, след не замели метели.
Вернули имя. Йозеф Шмидт
Поет и голос вновь звучит.

Восторги и рукоплесканья.
Любовь, поклоннники, признанье.
Он к людям снова возвращен
И от небытия спасен...

Йозефу Шмидту. Альфреда Бриклин (Израиль)


Украсился доской мемориальной
На Нюрнбергской в Берлине старый дом.
Мол, Йозеф Шмидт, певец феноменальный,
В тридцатые жил беспечально в нем...

Взошел звездой в эпоху микрофона.
Он знал, сверчок, свой радиошесток...
Внимал Берлин коленопреклоненно -
Герой-любовник ростом был с вершок,

Метр с кепкой, что для радио – не важно.
А голос был прекрасен и велик.
И Йозеф вдохновенно и куражно
Поет, от масс народных пряча лик...

Взгляни на фотографию маэстро –
И узнаванье тотчас бросит в дрожь:
С прожившим и творившим так непресно
Феноменальным Францем Кафкой схож,

С годами горько прошлое размыто
В двадцать четвертом завершивший путь,
Франц Кафка предсказал терзанья Шмидта
В «Процессе»... К. И Шмидт – собратья суть.

С одним и тем же именем герои,
Как отраженье в зеркале – судьба...
Франц Кафка – третий... Воплотили трое
В судьбе эпоху, горести терпя...

«Процесс» при жизни Кафки не был издан...
Но можно нынче К. И Ш. сравнить:
Певца, взнесенного твореньеч чистым,
С героем книги повязала нить...

...В Нью-Йорке на Бей-парквей – скверик скромный....
Осилив неприятнейший бронхит,
Я моционю по аллейке темной,
На лавочку присел... На ней сидит

Наружности кавказской человечек...
Покашливает...
-- Видимо, и вас
Нью-Йорк весной простудою калечит... --
Кивает...
-- Оклемался лишь сейчас...

Хотите эффективное леченье?
-- Конечно... –
И досужий разговор
Связался – о работе, увлеченье --
И вдруг внезапно в Черновцы завел...

-- Бакинский я... Певец-любитель... Тенор...
Все партии из опер перепел...
Но вот – бронхит – сиплю, как пьяный кенар...
-- Все партии?
- Не верите? Корпел,

Кассеты с ними, диски собирая...
Прослушивая, вторя, заучил...
В концертах пел... Отрада – выше рая...
Бронхит замучил... Сколько ни лечил,

А кашель с хрипотой не отступают...
-- Лечите теплым пивом с чесноком...
-- Великие певцы не умирают,
Их слушаю с восторгом... в горле ком...

Друзья дарили записи Карузо,
Дель Монако и Ланца... Что сказать?
Недостижимы... Но певали круто
И прочие... Могу вам их назвать...

К примеру, вы слыхали имя Шмидта?
-- Кто? Йозеф Шмидт? Да он же мой земляк!
Он черновчанин! Имя не забыто...
И, верю, не забудется в веках...

В местечке с населением хасидским
Родился иудейский соловей.
Сперва общался с окруженьем писком --
А у хасидов – несть числа – детей...

Едва пацан заштикал по-румынски,
Себя он обнаруживает здесь.
Где дар себя являет без заминки:
Со слухом голос – творческая смесь –

Здесь, в Черновцах, что состязлись с Веной –
И верх брала столица не всегда,
Но даже малость, что казалась ценной.
Хватала здесь, спеша тащить туда...

Ребенком – певчий местной синагоги.
Освоив литургический вокал,
Молящимся напоминал о Боге.
Поздней успехов и земных взалкал.

Уроки брал у чудо-педагога,
Консерваторский взяв себе вокал.
И – пацана – хватает синагога –
Да в канторы – в Храм божий вовлекал.

А в двадцать – в филармонии концертом
Впервые Шмидт бельканто всем явил.
И с первой тихой ноточки моментом
Люд искушенный здешний покорил.

Поклонниками юного таланта
Поддержан:
-- Поезжай, малыш,в Берлин. --
Дорога самородка-музыканта
Трудна, но хорошо, что не один:

Брат мамы Лео Энгель жил в Берлине.
Позднее артдиректором певца
По родственному стал, служа отныне
Племяннику-студенту за отца.

В берлинской академии освоил
Студент секреты оперных певцов.
Босс «Радио-Берлин» как раз устроил.
Род состязания для теноров –

Сверхиспытанье голосам и нервам:
На радио лишь первого возьмут.
Вы догадались, кто там вышел первым?
И вот он – Шмидта радиодебют --

В двадцать девятом Йозеф Шмидт впервые
Берлинцев исполненьем поразил,
В эфире чувства выразил живые.
Он в «Африканке» Мейербера был

Невероятным, фееричным Васко!
Дебют в подобной партии сулит
Чуть менее способному фиаско.
Феноменально Йозеф даровит.

И тридцать шесть последовало новых
Радийных партий... Истинно велик
Земляк был в ипостасях теноровых.
Три года счастья... Разлетались вмиг

Пластинки – Шмидта арии и песни
Из разных стран, на разных языках...
В продаже только день, потом – хоть тресни –
Не купишь – бесполезны «ох» и «ах».

В Европе и Америке прославлен
Известен во Вселенной и окрест.
Рост подкачал... Тоскует, что поставлен
На театральной ипостаси крест.

-- Твои мне двадцать лишних сантиметров --
Приятелю завистливо:
-- Отдай! --
-- Твои верха превыше комплиментов,
В обмен на рост мой подари, продай... –

«Эх» -- «ах» -- и обменялись междометьем...
А вот кино не ставило препон:
«Идет по свету песня» -- в тридцать третьем.
Дебют в кинотеатре «Аполлон».

О том, кто в главной роли бесподобен,
Трубят хвалу газетчики взахлеб.
Как жаль, что он театру неудобен.
Нельзя на сцену, насмехались чтоб.

И в том же тридцать третьем потянуло
Смертельным по Европе холодком.
Германия Адольфа-Вельзевула
До власти допустила... В горле ком...

Под тридцать Шмидту – на подъеме славы.
Но на него уже бросает тень
Режим бесчеловечный и кровавый.
Вползает ужас в европейский день.

Певец-феномен, мастер высшей лиги –
Еврей! Его готов схомячить бес...
А Йозеф К. из кафкианской книги,
Тридцатилетний, угодил в «Процесс».

Накапливает мерзкое подспудно
Чудовище – унять судьбу не тщись.
И К. и Шмидту до поры доступна
Привычная безоблачная жизнь.

Переезжает в Австрию. В картинах
Романтиков играет и поет.
А на двухстах отличных грампластинках
Вокальные шедевры издает.



Комментарии