Автор - бергамо

ингушетия

Вот реальный эпизод, о котором я хочу рассказать тебе. Тот момент, из череды которых состоит она - эта жизнь.

Передо мной лежат фотографии. Сентябрь 1996. Поляна, поросшая кустарником. Горная речка Асса. Мужская компания, обнявшись, позирует. В лицах - светлые улыбки. А где-то за перевалом, всего в 9 километрах, идет первая чеченская война. В компании, ингуши, чеченцы и русские. Один из них - я.

Моя рука на плече невысокого чеченца - водителя УАЗика, его зовут Абу.

Его дом в Грозном полностью был разрушен, семья погибла при взрыве снаряда. Сейчас он живет у дальних родственников в Назрани, на правах работника. Славный, добрый, ему бы озлобиться, но нет - в нем чувствуется такая глубокая, молчаливая мудрость.

Конечно, он не любит говорить о себе, но я узнал все это от его начальника, руководителя строительства новой столицы Ингушетии - Магаса. За спинами видна речка, которая бурлит, скача по камням и валунам.

Первый раз вижу горную реку, ту, которая еще не вырвалась на равнину и мятежно мечется меж отрогов. Удивительно, но я ожидал увидеть голубые, кристально чистые воды, а на самом деле мутные, желтоватые. Мне объяснили, что это от того, что накануне прошел дождь. На фотографии видна расстеленная холстина и разнообразные угощения. Но главное из них -шашлык из молодого барашка.

Как было здорово, голубое (не описать словами какое) небо, поросшие уже багровеющими лесами склоны гор, а впереди в свете слепящего солнца уже различаются вершины Большого Кавказского хребта. Все, что я описал - это финишный аккорд довольно напряженной двухнедельной работы на строительстве столицы, где наша роль заключалась в установке информационных щитов (тогда я работал в рекламной компании и эта командировка, не такая уж безопасная, как, оказалось, - запомнилась мне на всю жизнь).

По дороге на этот пикник, устроенный администрацией строительства, наши два автомобиля, петляя по серпантину узкой горной дороги, неспешно поднимались выше и выше. У очередного поворота встретились двое мальчишек, лет 12-13. Они о чем-то быстро скороговоркой пообщались с водителем. Сопровождающий перевел нам, что они предупреждали о расположении блок-постов и посоветовали как из объехать. Но один из них объехать было нельзя.

Вскоре он показался. Перегороженная бетонными блоками в шахматном порядке дорога, врытый по башню БТР и палатка с торчащей антенной. Солдаты, совсем мальчишки, с одетыми наперевес "калашами" показали, что надо остановиться. Водитель головной "волги" вышел и заговорил, потом быстро подошел к машине открыл багажник и достал две или три пачки сигарет. Довольный, но сохраняющий достоинство солдатик показал, что можно проезжать. И подумалось мне с грустью, куда бросили этих несмышленых детей, в какое пекло, на какую опасность обрекли. В краю, где они чужие, а для кого-то и враги.

Печально все это было осознавать. С одной стороны замечательный, гордый народ (я это чувствовал по отношению к себе и моим товарищам каждый день пребывания в этой горной республике), а с другой стороны политиканы, которым человеческая жизнь - не дороже рулона бумаги для факса. Какое зло досталось в наследство этим трудолюбивым людям. Только там понял я это так остро, так болезненно.

В последний день нашего пребывания в Ингушетии мы готовились к поездке в аэропорт, что располагался в станице Слепцовская, но неожиданно пришла информация, что вылет отменяется на неопределенное время из-за того, что группа неизвестных совершила налет на взлетное поле аэропорта и изрешетила автоматными очередями несколько самолетов. (это потом освещалось в российской прессе). Решение было оно - надо выбираться.

Путь - тоже один, на автобусе добираться до Нальчика, где уже договорились о выделение рейса на Москву. Пять с половиной часов длилась эта одиссея. Ведь напрямую из Назрани в Нальчик ехать было опасно, из-за конфликта ингушей и осетин (дорога проходила через территорию Северной Осетии). Во время нашего окольного пути мы проезжали через ряд постов, где приходилось вылезать из машины и подвергаться паспортному контролю, но особенно запомнился один из них, когда всех пассажиров мужского пола, и меня в том числе, вывели к белой бетонной стене, заставили повернуться к ней лицом и прислонить поднятые руки.

Несколько неприятных минут пришлось пережить нам тогда, во время этого досмотра. До конца расслабились только тогда, когда наш самолет коснулся полосы московского аэропорта. Уже сейчас многое из того, о чем я написал или не успел написать, кажется отчасти нереальным. Будто это происходило и не со мной, а в каком-то фильме. Да! Такая уж эта человеческая память.



Комментарии