Сегодня я проснулся раньше обычного. Наверное, это семейное. Я помню, как мой отец не мог уснуть лунными ночами. Все это было когда-то давно, на даче. Мы легли вместе на веранде. Было жарко. Сквозь сон я слышал, как скрипят половицы под его ногами.
Отбросив одеяло, я сел. Луна заливала комнату серебром, оно струилось вниз и придавало предметам странные и таинственные очертания. Надо будет все-таки купить гардины. Легкомысленные тюлевые занавески не спасали от обжигающего холодом лунного света. Я включил настольную лампу и посмотрел на часы. Четверть седьмого. Если растянуть моцион, то на работу я выйду как раз в полдевятого. Время есть и я не буду сегодня принимать на скорую руку душ, а позволю себе минут пятнадцать отмокнуть в горячей ванне. Тем более что на улице такой холод. Б-р-р-р. Зима.
После ванны и бритья я произвожу генеральный осмотр своему имуществу. Итак, что мы имеем на сегодня? А имеем мы седеющие волосы, лицо с синяками от недосыпа, признаками эдакого благородного уныния и носом, на полразмера больше, чем требуется. Но, в общем, ничего. Лицо как лицо. Кто-то даже находит его мужественным. Да и кто сказал, что тридцать семь – это возраст?
Еще час у меня уходит на то, чтобы погладить рубашку, почистить ботинки (никак не могу приучить себя делать это с вечера) и, наконец, завтрак. В половине девятого я, как всегда, уже на улице. Мой старенький «жигуленок» на капремонте и я иду в метро. Ветер злой, пронизывающий. Фонари уже не горят, но луна и не думает таять в сумеречном небе. Сегодня будет ночь полнолуния. Луна. Селена. Кто дал тебе женское имя?
В издательстве, где я заведую исторической редакцией, меня захватывает повседневная суета. Приблизительно через час я выхожу покурить. Своего кабинета у меня нет, и женщины выгоняют меня дымить в коридор.
В конце коридора Вика кокетничает с парнем из литературной редакции. Его зовут то ли Дима, то ли Леня. Вика встряхивает копной рыжих волос и заразительно смеется. Наверно он рассказывает ей что-то смешное. Вытаскивая сигарету из пачки, я иду к ним.
- Добрый день, Глеб Владимирович.
В ее глазах на мгновение вспыхивает огонь и тут же гаснет.
- Добрый день молодежь.
Я весь олицетворение солидности и степенности. Просто помесь китайского мандарина и Спинозы.
Вика моложе меня на четырнадцать лет. Я закуриваю. Парень то ли Дима, то ли Леня, рассказывает новый анекдот. Потом его зовут и он исчезает. Мы одни в коридоре. Я молчу. Вика проводит пальцем по моей щеке.
- У тебя усталый вид, Глеб.
Она просто нарочито внимательна.
- Знаешь, ночью плохо спал.
- Думал обо мне?
Теперь она уже лукаво улыбается.
- Нет. Луна. Не могу спать в полнолуние. Снится всякая чертовщина.
- Бедненький. Ты уже обедал?
- Не-а.
Кафе находится через дорогу. Мы занимаем очередь и минут через пятнадцать сидим за столиком с подносами. И, как принято, ругаем общепит. Я обещаю сводить Вику в ресторан, как только получу зарплату. Потом вспоминаю, что мне нужно отдать долги за ремонт машины и хоть немного подбросить дочке.
- Ты придешь сегодня? – спрашиваю я как можно равнодушней.
- Понимаешь, сегодня никак. Мама заболела.
Она поднимает грустные глаза. Где-то в глубине их снова пляшет чертенок.
- Давай завтра. Нет, лучше послезавтра. Ты будешь меня ждать?
И она опять кокетничает.
- Буду.
Как можно серьезней говорю я и смотрю на часы. Вика делает вид, что огорчена.
В редакции уже ждет моя бабская гоп-команда в полном составе. Мне наперебой сообщают, что звонила моя бывшая жена и просила перезвонить сразу же, как только я появлюсь.
Глаза моей жены… Боль как пузыри газа поднимаются из глубины памяти.
- Ну, как ты не можешь понять, Глеб? Я не люблю тебя!
Ее глаза… Не люблю… Не люблю… Не люблю…
Мы иногда встречались на родительских собраниях, и еще когда я приезжал за дочкой. Мы гуляли с Алькой в Сокольниках по засыпанным листьями аллеям. Она кружилась в такт доносящейся музыке так, что разлеталось во все стороны ее красненькое платьице. Она собирала охапки желтых и красных клиновых листьев и приносила мне. А я молчал… Я не смог простить. Может, боялся потерять лицо, как говорят китайцы. Лицо ли? Скорее маску. И теперь, когда уже забыто, кто совершил ошибку, и чья же все-таки вина, старая боль заставляла меня терять рассудок и биться головой об стену и выть, выть, выть, задрав голову к луне от полного своего бессилия что-то изменить.
Я сделал вид, что ищу ее номер в книжке.
- О, нашел!
Женщины излишне внимательно уткнулись в бумаги.
Короткие гудки. Снова набираю номер. Наконец, трубку сняли.
- Привет. Как дела? Мне передали, что ты звонила. Что-нибудь случилось?
Я старался, чтобы мой голос был бодр, как у пионера и индиферентно внимателен, как у врача гинеколога.
- Привет.
Она иронично весела.
- В общем, все в порядке. Но, у нас есть новости. Алька выходит замуж. Думаю, нам стоит вместе съездить к новым родственникам
- Постой!
Мою бодрость как рукой сняло.
- К чему такая спешка? Пусть хоть окончит второй курс.
- Видишь ли, Глеб… Ты себя никогда не представлял в роли деда?
- В роли деда? Помнишь, когда Альке было пять лет, мы все играли в одну игру. Мы приходили на дни рождения Алькиных кукол. Она была мамой, куклы ее дочками, а мы были дедушкой с бабушкой. Мы пили чай из игрушечных чашек, ели игрушечные пирожные и степенно разговаривали с Алькой и ее куклами-дочками. Игры кончились…
Когда мы встретимся?
- Послезавтра, в восемь.
- Порядок. Можно я сегодня вечером подскочу к вам? Вы мне расскажите все более обстоятельно.
Она даже не задумывается.
- Нет, не надо. Приезжай послезавтра.
продолжение следует...