3 время настоящее

У меня есть потрясающая способность оказываться в самых неподходящих местах в самое неудачное время. Трескучий двадцатиградусный мороз. Я бегу с работы, ранние сумерки, преддверие Нового Года. Библиотека, в которой я работаю, находится на соседней улице с моим домом, мыслями я уже под пледом на диване, засовываю ноги в батарею центрального отопления. Обходить по улицам совсем не хочется, и я иду через дворы. Пространство заполнено неожиданными сугробами, покосившимися заборами палисадников, веревками для белья. Тесно и мусорно. Остается проскочить последний, тускло освещающийся светом из окон, двор и вдруг я вижу торчащее из сугроба нечто развесистое.

Человек, не обладающий моим обреченно-твердокаменным спокойствием, уже решил бы, что у него глюки и стал бы озираться, в ожидании увидеть караван верблюдов или толпу негров в набедренных повязках и ушанках (поправка на местный климат), т.к. при ближайшем рассмотрении, это нечто оказалось большой пальмой в деревянном ящике, вернее двумя пальмами, стоявшими рядом.

Пейзаж был абсолютно сюрреалистический. Я даже присела на лавочку и достала сигареты. Картина действовала завораживающе. Валы снега вдоль дорожки, начинающийся снегопад, дальний свет фонарей отраженный заснеженными крышами и две пальмы нежно касающиеся друг друга уже замёрзшими перистыми листьями. В вечерней тишине казалось, что они тихонько позванивают. Мороз быстро сковывал их, снегопад довершал начатое, до утра пальмы окончательно замёрзнут. Тут до меня, наконец, дошло, что пальмы умирают, может быть они уже окончательно отморозили листья и просто прощаются друг с другом.

Как-то боком всплыло воспоминание, что деревья стояли раньше в маленькой парикмахерской на первом этаже жилого дома, а теперь там всё переделывают под навороченный косметический салон, и деревьям просто не нашлось там места, и их просто выставили умирать под начинающийся предновогодний снегопад.

Я давно поняла, что не бывает безвыходных ситуаций - есть неприятные решения, и одно из них пришлось принимать сейчас же. Я бросила сигарету, натянула варежки и потащила ближнюю пальму из сугроба. С таким же успехом я могла бы попытаться сдвинуть грузовик. Пальма была почти с меня ростом и ящик с землей, в котором она росла тоже был довольно объёмистый. Я потрогала перистую ветку, и прихваченные морозом листья-пёрышки сломались. Время истекало, вернее его уже совсем не было, кто знает, сколько их уже так морозило. Я тащила пальму по сантиметру из сугроба, потом толкала ящик с ней по заснеженной дорожке к выходу из двора. Сколько раз я поскользнулась и шлепнулась на коленки, очки залепляло снегом, капюшон куртки сполз на затылок…

В общем, когда мы добрались до моего подъезда, вид у нас обоих был что надо. Навстречу из подъезда торопливо спускалась соседка, работающая в ночную смену. Она просто остолбенела, когда увидела меня всю взмокшую, по пояс в снегу и с необычным багажом. Мой, отточенный многолетними изощрёнными насмешками сверстников, инстинкт самосохранения сработал автоматически:

- Вот прикупила по случаю вместо ёлки, год Обезьяны всё-таки, но тяжеловата, зараза, - выпалила я на остатках скомкавшегося в груди дыхания.

- Что же ты, Ксеня, такую большую взяла, там, что поменьше не было? - соседка, обычно такая ядовитая на язык, опешила от увиденного и услышанного. На её лице так явно отражался процесс переваривания полученной информации, что я со скрытым ехидством представила, как она завтра будет спрашивать на елочном базаре, где ей купить пальму.

- Жадность погубила, - ответила я, - поставлю дома вместо мебели, место пустое займет и экологию улучшит.

Протискиваюсь в узкую дверь подъезда, пальма роняет на затоптанный пол обмороженные листья-перья. Я тащу её со ступеньки на ступеньку, грохот стоит такой, словно по лестнице топает наверх торопящийся слон, но ни одна дверь не открылась. Скорее всего, соседи вели наблюдения за моими занятиями тяжёлой атлетикой через глазки, но помогать никто не собирался.

Наконец последний четвертый этаж, обшарпанная дверь с блестящим номером 10, стучу ногой потому, что открыть дверь ключом уже нет сил. Спина отваливается, руки, кажется, вытянулись до колен, в глазах радужные круги. Запоздало ругаю себя за отсутствие спортивной подготовки и обещаю (в который раз) начать ходить тренажёрный зал или хотя бы бегать по утрам.

За дверью тяжелая поступь Ермака. Дверь распахивается и недовольная физиономия соседа заполняет пространство.

- Ты что, ключом открыть не могла,- начинает возмущаться он. Я мотаю мокрой головой, одновременно изображая отрицание и сдвигая с очков слипшиеся кудряшки. Нет сил даже что-то говорить. Я дома, я всё-таки её дотащила. Не глядя на выражающее гамму разнообразных чувств лицо соседа, я неловко боком сползаю по стойкам перил и сажусь на ступеньки. Голову начинает заполнять гулкая пустота. "Наверно это обморок" успеваю подумать я, но тут на нашу тесную сцену протиснулся новый персонаж. Взволнованный резкий голос Деда словно вернул меня из темноты.

- Чего стоишь, растопырился как коряга, не видишь девка эту пальму одна по лестнице пёрла, - он уже оценил ситуацию, отодвинул Ермака на второй план и щупал мой пульс на запястье.- Да-а меридиан сердца слабоват, да и легкие тоже никуда не годятся. Здоровьем, милочка, надо серьёзно заниматься. А не сидеть по целому дню за книжками да компьютером. Умники - очкарики ведро воды поднять не могут.

Дед, привычным движением, закинул мою руку себе на плечо, поставил меня на подгибающиеся ноги, и мы пошли в квартиру. Ермак, выйдя из оцепенения, потащил за нами ящик с пальмой. Он молча поставил его в угол моей комнаты поближе к батарее, потом повернулся ко мне и, поведя широченными плечами, посмотрел на меня так словно видел меня впервые выдал: "Ты всё-таки, Ксеня, идиотка. Она же неподъёмная. Могла ведь насмерть надорваться". Он снова повернулся к пальме, которая неуверенно сушила в тепле комнаты свои развесистые ветки: " Африка, блин… А ты всё равно дура",- и, уже взявшись за ручку двери, спросил: "Чаю согреть?" Я уже расслабилась в домашнем тепле, начала стаскивать сапоги, и кружка горячего чая была бы очень кстати. Я, было, открыла рот, чтобы выразить согласие на столь своевременное щедрое предложение соседа, но тут об дверь, открытую Ермаком, колюче зашелестели перистые листья и вся моя расслабуха закончилась. Спасённая пальма словно бы напоминала мне о своей подружке или (друге?), который оставался в морозной темноте заснеженного двора.

Я могу остаться дома, могу пить с Ермаком чай, могу смотреть вечерний сериал, свернувшись калачиком под пледом на диване. Могу…

Да ни фига я не могу! Потому что я - идиотка, потому что хожу не там и не тогда, когда надо. Потому что я уже обратно натягиваю сапоги, протираю запотевшие стёкла очков и с трудом, преодолевая внутреннее сопротивление, принимаю вертикальное положение.

Ермак, не дождавшись вразумительного ответа насчет чая, поворачивается в дверях. На лице просто гремучая смесь удивления и нарождающегося праведного гнева. Как приятно начинать возмущаться, когда кажется, что кругом прав.

Я в корне пресекаю эту нарождающуюся праведность, на уже окрепших ногах пересекаю комнату, обхожу стоящего в дверях Ермака. Проясняю ситуацию: " Там у шестого дома еще одна пальма в сугробе стоит . Жалко.." Ермак смотрит на меня как на тяжело больную безо всякой надежды на поправку. Пока я ищу в прихожей на вешалке сухие варежки, он о чём-то разговаривает на кухне с Дедом. До меня долетают обрывки фраз, но ни во что вразумительное моё сознание их не складывает.

Я молча толкаю незапертую входную дверь. Моя независимость, которую я тащу по жизни как черепаший панцирь, превратилась в тяжеленный щит, готовый упасть и раздавить меня в лепешку.

Дойдя до второго этажа, слышу, как наверху хлопает дверь, тяжелая поступь по лестнице подозрительно знакома. Я пулей вылетаю из подъезда и, провожаемая взглядами немногочисленных прохожих, вбегаю в темный квадрат соседнего двора.

Объект спасения действительно уже больше похож на среднестатистическую зимнюю елку, чем на хрупкое тропическое растение: снизу намело небольшой сугроб, сверху снегопад нахлобучил на ветки развесистую "шапку". Осторожно отрясаю снег, тяну за край ящика, упираясь и скользя ботинками по запорошенному тротуару. Дело двигается туго, то ли силы совсем нет, то ли эта пальма тяжелее предыдущей - в глазах уже черно-белые круги плавают, а я её только наполовину вытащила из сугроба. Путь до дома с таким грузом мне уже явно не осилить. Наконец, ноги окончательно подгибаются, я едва не лечу лбом в стенку деревянного ящика, но в последний момент страх объясняться с окружающими по поводу появления на моей физиономии "фонаря", включает защитные рефлексы, и я просто утыкаюсь лицом в мягкий снег. Поднявшись на четвереньки, сажусь, привалившись к пальме и протираю очки. Всё. Уйти не могу, тащить не могу. Осталось только разреветься от собственной глупости и слабости, что я собираюсь сделать, начиная шмыгать носом. Но плакать, почему-то не получается.

- Вот ты где загораешь, еле нашёл. - Это Ермак темной фигурой навис над нами, перекрывая неверный свет из окон. Не особо церемонясь, подхватывает меня за локти, ставит рывком на ноги. Стараюсь не смотреть ему в лицо - сейчас прочитает мне немногословную нотацию и заставит идти домой греться, плетью обуха не перешибешь, придется подчиниться и на этом моя миссия спасателя будет закончена. Моя хваленая независимость расползается в клочья.

- Ты, давай-ка сама топай ногами, двоих я точно не дотащу.- Ермак разворачивает меня к выходу из двора и ощутимо подталкивает в спину. Делаю по инерции несколько шагов, и, только тут услышав шелест листьев, поворачиваюсь и вижу, что следом мой сосед везет за собой по дорожке мою неподъемную поклажу. Мне даже, сквозь запорошенные очки, показалось, что пальма гладит его по плечам примороженными ветками.

Я совершенно не умею достойно принимать чужую помощь, и, поэтому вместо благодарности выдаю: "Ну Ермак, ты, просто Чип и Дейл спешат на помощь…", но он меня хорошо понимает и затаскивая груз на крыльцо передразнивает известного ведущего: "Позвоните 911 и мы спасем Вашу пальму…".Напряжение постепенно спадает, нам уже почти весело.

Дед ждет нас на верхнем пролете лестнице. Скорее всего, это с его подачи Ермак потащился за мной в метельную темноту улицы, Дед при своей напористости мог убедить кого угодно в чем угодно, и мы обычно не старались его переспорить.

Наконец-то все на своих местах: пальмы друг напротив друга у окна в моей комнате, я в шерстяных носках и старом свитере до колен пью чай с Дедовым малиновым вареньем, сижу, поджав ноги, на табуретке в углу кухни. Ермак курит "Приму" у приоткрытой форточки, как обычно сумрачен и молчалив. Его закопченная эмалированная кружка с крепчайшим, почти черным чаем стынет на подоконнике. Дед как обычно читает нам очередную лекцию о здоровом образе жизни, я привычно киваю, не вникая в смысл произносимых фраз. На этот раз он разливается соловьем о правильном питании, мы это уже тысячу раз слышали и преимущества вегетарианства знаем наизусть.

Завтра суббота и не надо никуда торопиться, я обрежу отмерзшие листья и куплю в маленьком цветочном магазине, сплошь заставленном цветущими кактусами, пакет удобрений. Обмороженным надо усиленно питаться. Я буду хорошо заботиться о них.

На Новый Год мне действительно не нужно покупать елку, её уже некуда ставить в моих рукотворных "джунглях".

Я надену на одну пальму, ту, что поменьше голубую бейсболку и навяжу разноцветных платков на развесистые ветки, а на другую старую фетровую шляпу, извлеченную из недр кладовки и темные очки. Сидя перед телевизором с банкой пива я буду спиной чувствовать их благодарное присутствие.

В моем абсолютном одиночестве появилась первая, толщиной с паутинку, трещинка.