второй.

Песок. Горячий песок, обжигающий босые ноги. Маленький человек бежит по залитому солнцем берегу реки. Пока ещё он считает себя человеком. И пока ещё берег залит солнцем. Человек смеётся. Он не знает, что приготовила ему Судьба. Да и если бы знал, то это ничего не поменяло. Слишком рано для него за-думываться о чём-то подобном. Человек зачёрпывает ладошкой воду и подбрасывает её в небо. Брызги разлетаются, блистая на Солнце несуществующими гранями. Он не знает этого. Он ещё многого не знает, и потому смеётся, как могут смеяться только дети.
Другой ребёнок сидит на валуне, поросшим мхом и травой. Он одет, несмотря на палящее солнце, застывшее в безоблачном небе. Синяя футболка, потрепанные джинсовые шорты, сандалии на босу ногу. Левая расстегнута и может вот-вот упасть, но он ее не застегивает. Он устал делать это каждый раз. Что-то неправильное есть в облике этого мальчишки. Что-то, что сразу не заметишь. Но вот он улыбается, глядя на то, как смешно отряхивает голову от воды его друг и эта неправильность бросается в глаза – не может не броситься. Улыбка более подходила бы старику, чем мальчику, и почему-то теперь не удивляет его прищур серых глаз. Старых-старых глаз. Уставших смотреть на этот мир.
А его друг счастлив. Он только что вылез из воды и теперь, вдоволь наплескавшись, идёт по песку к нему, по-детски не стесняясь своей наготы. А чего ему стесняться того, кого он называл своим братом? Да и ведь ты называл его также. Ты помнишь это, мальчик с глазами старика?
Конечно помнишь… пустая квартира, погруженная в темноту. Вы вдвоем на кухне. Тишину нарушает лишь мерное капание воды из неполностью завернутого крана. Ты и он. Наедине со своими детскими страхами, выглядывающими из-за каждого угла. Вернее - только с его страхами. У тебя их нет. Не может быть.
- Не молчи, брат. Страшно. – его глаза влажно блестят в темноте.
- Хорошо… брат. – в твоих глазах застывает тоска. Что видишь ты там, в темноте за его спиной? И почему последнее слово далось тебе так тяжёло? Ты молчишь. А в голове звучат его слова: «не молчи… брат»…
…а потом он долго будет мыть руки в медленно бегущей реке. Боясь оглянуться туда, где лежит его друг. С улыбкой. И с широко распахнутыми серыми старческими глазами. Возле валуна. В потрепанных джинсовых шортах, в порванной синей футболке и одной сандалии на правой ноге – левая слетела во время недолгой драки.
Алое полотно крови смывается с рук и уплывает куда-то по течению, постепенно растворяясь в мутной воде. Он спокоен. Как и несколько минут назад, когда, рассчитывая каждый удар, смакуя каждый из них, стучал друга головой о безжизненный, серый камень. Бывшего друга. Его остановил только вид мха, покрытого кровью. Тогда он отпустил обмякшее тело и с удивлением переводил взгляд с окровавленных рук на начинающий багроветь песок и обратно. И, когда его взгляд наткнулся на взгляд остекленевших глаз, в нём что-то надломилось – он подошел к реке, упал на колени, и опустил руки в воду.
Он никогда не вспомнит - с чего началась драка. С какой-то ерунды, или может быть нет. Он никогда не забудет и глаза своей матери, когда она узнает об этом, - в них будет испуг, который не исчезнет ещё долго. И его мать усохнет, не выдержав этого вечного груза.
…он долго будет мыть руки в медленно бегущей реке. Пытаясь поймать взгляд своего отражения и, вдруг поймав, отшатнётся, увидев там застывающую тоску. Тогда он встанет и, покачиваясь, побредет домой. Шаг, другой, третий…