Автор - otshelnik

царя-горы

I
На святой земле есть такое место, где соседствуют на относительно близком друг к другу расстоянии израильская и палестинская деревни. В общем-то, в этом нет ничего удивительного, ибо в этих местах земли не так много и на ограниченном пространстве как-то ещё умещаются два народа. И всё бы ничего, но проблема в том, что эти народы ненавидят друг друга (не берусь судить о причинах) и уже много лет только и мечтают лишь о том, чтобы поскорее прогнать своих соседей. В принципе, всё вышесказанное можно отнести и к этим соседствующим деревушкам.
Как известно, ни одна педагогическая система в мире не совершенна и как бы ни старались родители и преподаватели научить будущее поколение уму-разуму, всегда в любом школьном классе или другом коллективе, в любой большой семье (которые в почёте и у евреев и у арабов), в любой детской компании всегда найдется такой оболтус и лентяй, который будет недостаточно внимательно слушать наставления предков. Дело тут даже не в школьных оценках или плохом поведении, а в том, что такие дети ничего не принимают на веру и ненавидят бездумную зубрежку. Допустим, учительница говорит такому ребёнку, что 2 х 2 = 4, а он делает вдруг удивлённое лицо и совершенно искренне говорит: «Не понимаю». Понятное дело, ведь как он может понимать, если ему не объяснить, почему, собственно, так есть, и почему так, а не по-другому.
В иудейской деревне таким ребёнком был сын старого плотника Иакова. Мальчика звали Давидом, и он (тринадцатилетний) был самым младшим ребёнком в семье, помимо него у Иакова было ещё три сына и две дочери. Мать умерла от рака через два месяца после рождения Давида, поэтому воспитанием мальчика особо никто не занимался, всем как-то было не до этого. Старшие братья на целые дни уезжали в город на работу, сёстры помогали престарелому отцу по хозяйству. В связи с этим, особая нагрузка ложилась на учителей местной сельской школы. Не берусь утверждать, есть ли у израильских педагогов такое понятие, как «ребёнок из неблагополучной семьи», но, наверное, что-то похожее имеется, ибо Давид на все сто процентов подходил под это определение. Учителя мучались с ним как могли, но особого результата (как в оценках, так и в общем воспитании) это не давало.
Конечно, Давиду не хотелось огорчать ни учителей, ни отца, но как он не старался, ничего не получалось. Сказать по правде, учиться он не любил, скорее даже не потому, что был лентяем, а просто не любил ту однобокость мышления, которую насаждали в школе. Он любил свободу. Даже родная деревня и родной дом казались ему железной клеткой, из которой так хотелось выбраться наружу. Но выбираться особо было некуда: взрослые рассказывали, что маленьким мальчикам лучше не гулять одним и не уходить далеко от деревни. Времена-то какие, и какие под боком соседи. И отец, и братья, и даже иногда сёстры, постоянно твердили маленькому Давиду, что его могут похитить палестинцы, которые потом потребуют за него выкуп. А что взять с бедного плотника? Поэтому нелюди (а за людей арабов никогда не считали) обязательно потом убьют Давида и лишь только какую-нибудь часть тела вернут несчастному отцу. И всё это зверство, по мнению отца, братьев и сестёр, должно было совершиться ради исполнения вековой мечты всех без исключения палестинцев: сбросить иудейский народ в Средиземное море и потопить его там.
Сильное уважение к отцу пересиливало в душе Давида пожар любопытства, которое постоянно мучило его одним вопросом, почему палестинцы хотят сбросить евреев в Средиземное море? Он никогда не решался спросить это у отца. В его жизни вообще не было такого человека, которому он мог бы настолько довериться, чтобы расспросить о таких сложных вещах. Поэтому Давид периодически спрашивал об этом у бога в своих молитвах, но никогда не получал ответа. Это мальчик сам для себя объяснял очень просто: бог же один, а нас – молящихся – очень много, и видимо, в каком-то длинном-предлинном списке (длиной в десятки лет, как и вся эта война) стоит и его вопрос. К сожалению, иногда в очереди к богу такие важные вещи как вопрос о бесконечном насилии между двумя народами (по крайней мере, важным это представлялось для Давида) вынуждены уступать место всякой бестолковой пошлости наподобие: «когда таки я накоплю на автомобиль?», или «какие номера выпадут в лотерее на этой неделе?» или, ещё хуже: «я, конечно, люблю свою тёщу, но всё-таки было бы небезынтересно узнать КОГДА…». Маленький Давид уже давно решил набраться побольше терпения и подождать того момента, когда господь ответит (а не ответить он не может) на все эти вопросы и доберётся наконец-то и до него.

II
Однажды Иакову поступил крупный заказ из города на мебельный гарнитур – это считалось большой удачей.
С самого утра у Давида было хорошее настроение, – отец брал его с собой в город, т.к. оставить мальчика в этот день было попросту не на кого. Давид редко выезжал за пределы родной деревни, - в основном всё по родственникам вместе с семьёй. Но теперь они с отцом были совсем одни и ехали на своём стареньком грузовичке в совершенно незнакомое место, чтобы доставить мебель до клиента, – всё это представлялось жутко интересно.
На полпути до города внимание Давида привлёк не совсем обычный пейзаж: недалеко в стороне от дороги было небольшое солёное озеро, а на его берегу как-то неуклюже-уродливо, подобно прыщу выпирал небольшой земляной холмик.
- Пап, а что это за холм вон там возле озера?
- Не знаю. Говорят, что там похоронен пророк. Это святое место.
- Как же так? Если это святое место и тут похоронен пророк, то почему люди не ходят сюда молиться? Тут так пустынно и заброшенно.
- Потому что неизвестно чей это пророк. Наш или их. Молва говорит, что святое место, а для кого конкретно – неизвестно.
- А разве не могут и мусульмане и иудеи молиться одному и тому же пророку?
- Никогда!
Больше Давид не расспрашивал об этом своего отца, потому что каждый раз, когда он так категорично говорил: «Никогда!» – это означало конец всякого спора, особенно что касалось противостояния арабов и евреев. Озеро и холм остались позади, а впереди простиралась пыльная дорога, по которой трясся старый грузовичок Иакова, оставляя за собой тучи грязно-жёлтого пепла. Эти тучи, единожды вздыбившись, ещё долго потом не могли улечься, расплываясь в горячем воздухе.
Когда мебель была уже доставлена, и Иаков с сыном собирались ехать домой, отцу неожиданно пришла в голову мысль, что надо бы заехать на местный рынок, пока есть время и деньги накупить впрок продукты и какие-нибудь полезные вещички, чтобы не ехать обратно порожними. Грузовичок остановился возле центрального входа на рынок, Иаков вышел из машины и перед тем, как захлопнуть дверь, потребовал от своего сына, оставшегося в кабине, всё это время сидеть на месте и никуда не ходить.
Но все мысли Давида к тому моменту уже были заняты тем необычным местом, этой могилой пророка, которую они проезжали. «Интересно, – думал он, – если весь путь мы преодолели за 25 минут на нашем драндулете, то, за какое время я смогу дойти пешком до этого озера?» Его уже не пугали ни запреты отца, ни то, что дома ему будет большая взбучка, за то, что он оставил грузовик без присмотра (несмотря на то, что только идиот или слепой, по мнению Давида, мог угнать эту развалюху), его не пугало даже то, что он мог вообще не дойти до дома в том случае, если он наткнётся на арабов-похитителей. Всё это отошло теперь на второй план, Давид, не задумываясь, дёрнул ручку, открыл дверь, выскочил наружу, захлопнул дверцу и перепроверил, надёжно ли она закрыта (он всё-таки боялся, что могут что-нибудь украсть), отошёл не десять метров от машины, на мгновение обернулся назад, потом пошёл быстрым шагом и… оказался на свободе.
Впервые в своей жизни он ощутил этот пьянящий аромат. Он мог идти теперь куда захочет, а хотел он только в одно место – к тому озеру и холму возле него. На удивление быстро по памяти он нашёл дорогу, чтобы выйти на шоссе, соединяющее этот город с его родной деревней. Уже через десять минут он оказался за чертой города. Просторы, открывавшиеся перед ним, казались Давиду бескрайним морем, которое ему предстояло перейти. Он не видел конца дороги, она упиралась в горизонт, за которым была неизвестность, пугающая и манящая. Автомобилей в этот час было до крайности мало. С этими новыми ощущениями Давид не заметил, как вскоре город скрылся за его спиной.
Сколько времени прошло с того момента, как Давид покинул грузовик отца, он уже не мог определить даже приблизительно, единственный ориентир, который у него был – это дорога, по которой он шёл. А без неё, наверняка бы заблудился. Шёл он, кстати, довольно бодро, не сказать, чтобы очень уж устал. Это был как раз тот случай, когда голова ногам покоя не дает. Вскоре на горизонте показались озеро и холм, Давид даже не сразу узнал их. Лишь подойдя совсем близко к холму, он понял, что это та самая могила неизвестного пророка. Странное дело, но из окна автомобиля это возвышение казалось гораздо больше, а при ближайшем рассмотрении – ничего особенного, вроде бы обычный холмик метра два высотой, только стоящий как-то неуклюже на берегу озера, подобно прыщу на ровном месте.
Давид обошёл его вокруг, потрогал руками землю – под ней оказалась глиняная корка, захотел было забраться на него, но потом передумал. А вдруг, это на самом деле могила пророка? В этот момент его кто-то окликнул на другом конце озера:
- Эй! Ты что там делаешь?
Давид ничего не ответил, он только повернулся в ту сторону, откуда кричали, и стал смотреть, как к нему приближается фигура незнакомого человека. Этим незнакомцем оказался его ровесник, араб из соседней палестинской деревни по имени Хасан. Они быстро нашли общий язык. Оказалось, что деревня эта располагалась совсем недалеко отсюда и Хасан периодически ходит на озеро купаться, так что знает эти места довольно хорошо.
- Знаю ли я что это за холм? – отвечал Хасан на первый же вопрос Давида – ну, конечно же, знаю! Здесь похоронен пророк.
- А чей? – тут же спросил сгорающий от любопытства Давид.
- Мусульманский.
- А чё это сразу мусульманский-то? Может быть иудейский, откуда ты знаешь?
- Может и иудейский… Хотя нет! Мусульманский, я в этом уверен.
- А почему?
- Да какая разница! Ты купаться будешь?!

III
С этих пор мальчики постоянно стали ходить на это озеро. Но если Хасан мог без проблем добраться до туда пешком, то Давид пользовался для этих целей своим старым велосипедом. Конечно, ему попало в тот раз от Иакова, за то, что он оставил машину и вообще пропадал неизвестно где, но всё-таки отец Давида отличался особым умением прощать, поэтому вскоре разрешил своему сыну, как и раньше, гулять с друзьями в деревне. Но сын, воспользовавшись доверием отца, постоянно убегал от друзей и от деревни к этому озеру и этому холму, так сильно его тянуло туда.
Хотя об этом месте знали многие жители двух деревень, но, судя по всему, Хасан и Давид были единственными, кто ходил туда купаться. Проблема в том, что было не совсем ясно чьё оно, - еврейское или арабское. Хоть озеро по расстоянию было ближе к палестинской деревне, но её жители почему-то были убеждены, что евреи, борющиеся за каждую пядь на святой земле, уже давно его оккупировали, поэтому у арабов не возникало особого желания там появляться. Самое интересное, что примерно такие же слухи, но с точностью до наоборот, ходили и среди иудеев. Холм, естественно, каждый присваивал своему пророку, но на сто процентов никто в этом уверен не был. Таким образом, озеро это получалось как бы ничейным.
Со временем между Хасаном и Давидом установились тёплые дружеские отношения, они отлично ладили, если не считать проклятого холма, который не давал никому покоя. Всё это было бы ничего, пока однажды Давид не возжелал забраться на этот холм. Хасан, увидев это, попытался его остановить:
- Что ты делаешь? – спросил он.
- Хочу забраться на него, чтобы быть поближе к солнцу и позагорать.
- Позагорать на могиле нашего пророка? Ты с ума сошёл!
- Во-первых, это ещё не факт, что там лежит именно ваш пророк. А даже если так, то я думаю, что он не обидится. Он ведь мёртвый, ему не всё равно?!
- Так вы, евреи, уважаете своих пророков?
- Ага, значит, ты признал, что под этим холмом покоится иудей!
- Вовсе нет! И не думай залазить!
Хасан подбежал к Давиду, в пылу схватил его за грудки, Давид сделал то же самое.
- Что, небось, тоже хочешь залезть? – спросил он у Хасана.
- Да, хочу, и что тут такого?
- А то, что на его вершине места хватит только для одного человека, поэтому кому-то придётся остаться внизу.
Мальчики отпустили друг друга, отошли немного в сторону и довольно долго ещё с недоверием молча смотрели друг на друга. Оба думали, что их соперник вот-вот стартует раньше и успеет занять место на вершине. Через некоторое время каждому из них почти одновременно пришла в голову одна и та же мысль, это было видно по изменившимся выражениям их лиц. Хасан начал первый:
- Давай в «Царя-горы».
- Давай, только чтобы всё по честному.
- Мы отойдём на одинаковое расстояние, во-о-он оттуда (Хасан указал на береговую линию озера, метрах в десяти от холма) будем стартовать, а потом, кто первым заберётся, и не позволит это сделать сопернику, тот и победил.
- И ещё мы так определим, чёй пророк всё-таки там покоится.
- ???
- А как ты ещё предлагаешь это выяснить?
- Хорошо, будь по-твоему. Только чтоб потом без претензий.
Мальчики отошли на линию старта, несколько секунд разминали свои ноги, но возбуждённо-эмоциональное состояние теперь изменилось на глубокое сосредоточение. После того, как они заняли стартовые позиции Давид начал обратный отсчёт: «Три, два, один… Старт!» И они понеслись сломя голову прямо на холм. Через мгновение оба стали уже на него забираться, не уступая друг другу ни единого сантиметра. И вот они уже оказались на вершине, немного приподнявшись на ноги, в бешенстве схватили друг друга за шиворот, но в этот момент на холме под ними пошла большая трещина, глиняная корка не выдержала и они оба с грохотом провалились вниз.
Этот холмик оказался порожним, абсолютно пустым изнутри! Как огромный пузырь, покрытый тонкой глиняной «скорлупой». Такое бывает в природе, когда более мягкие породы размывает подземным течением, и они оседают вниз. Первым, лёжа спиной на земле, засмеялся Хасан, громко-громко, ибо внутри холма была хорошая акустика. Тут же вслед за ним весёлым смехом залился Давид и добавил:
- Нет пророка! Ха-ха-ха!
- И никакое это не святое место! – вторил ему Хасан – Чего ж мы как дураки из-за такой ерунды-то!… Ха-ха-ха!
Через дырку на вершине холма на мальчиков падали яркие солнечные лучи, проникшие внутрь. А они лежали, даже вставать не хотелось, пока не унялся бы смех, и смотрели сквозь эту дырку на голубое небо. Наконец они поднялись, отряхнулись и попытались выбраться наружу. С нескольких ударов ногой стенка холма проломилась, и они на карачках выползли оттуда. Даже не сговариваясь, оба схватили лежавший рядом большой камень и по счёту «Три!» с размаху бросили его на холм. Большая часть склона с этой стороны тут же обрушилась как карточный домик. Эта возвышенность, когда-то казавшаяся Хасану и Давиду мощной горой, теперь оказалась хрупкой пустышкой, бутафорией, и это приводило мальчиков в особое возбуждение. Уже через несколько минут она оказалась полностью разрушенной и радостные победители, ставшие после этого лучшими друзьями, танцевали на её обломках.


14 апреля 2005 г.



Комментарии