Каменная церковь в Хельсинки необычное место. Определенно, будь я Богом, я бы частенько туда наведывалась. И чуть внимательнее прислушивалась бы к молитвам здешних прихожан. У Бога ведь тоже могут быть любимчики? История это не раз подтверждала.
Я, конечно, не Бог, но это не мешало мне часто бывать там. Почти каждый день, когда я жила в Хельсинки те весенние месяцы. Я могла сидеть там часами, наблюдая за тем, как полосатая солнечная зебра путешествует по каменным сводам. Помню, когда впервые увидела это здание, мне подумалось, что меньше всего оно напоминает церковь, скорее грот или склеп. Но вся прелесть этого нагромождения камней в том, что через прорези в потолке солнечный свет отбрасывается на стены ровные полосы, преображая все пространство вокруг. Я любила расположиться на одной из длинных скамеек темного дерева и наблюдать за солнечными узорами на стенах и чувствовать, как воздух словно вибрирует от звуков органной музыки.
Были еще сотни других причин, почему я проводила много времени именно там, но наиглавнейшей было то, что там на удивление плохо думалось. Стоило мне зайти в это необычное, угловатое и одновременно круглое помещение, мой мозг просто отключался, мысли исчезали из головы, и я оставалась одна. Хотя нет, не оставалось даже меня. Только полосы солнечного света на стенах и музыка. И меня не было, и это было прекрасно, пока
Четверг, первые дни мая, когда в городе ужасно много русских. В эти дни я старалась меньше выходить из дома мои соотечественники раздражали меня невыносимо. Но в то утро я все же дошла до церкви. Было еще рано, и толпы туристов с фотоаппаратами не успели оккупировать задние скамьи и верхнюю площадку. Я погрузилась в привычное для меня подобие транса, и, наверное, как и прежде, провела бы так несколько часов, но тут кто-то совершенно бесцеремонно потряс меня за плечо, и я вздрогнула, услышав знакомый голос:
-Ну привет, любовь моя.
Ксавье сидел рядом со мной и задорно улыбался, глядя на мое ошарашенное лицо. Только его глаза, по которым я за столько лет научилась безошибочно читать его мысли, выдавали напряжение.
Мне стоило больших усилий не закричать от испуга. Выдохнув, я изобразила подобие улыбки.
-Бог мой, как тебе удалось меня найти? я с трудом выговорила эту фразу, словно мой мозг и мой язык, отвыкшие от французской речи, отказывались ее вспоминать.
-Как будто в Хельсинки так уж много мест, куда можно пойти, - усмехнулся Ксавье, все еще изучая меня настороженным взглядом. Ты ведь не станешь избивать меня в церкви?
-Нет, не стану, - согласилась я. Так что пойдем-ка отсюда поскорее.
Мы вышли из здания и направились вниз по улице, мимо сувенирных лавочек и кафе. Наконец, я задала единственный интересующий меня вопрос:
-Они здесь?
-Да, - кивнул он, - Софи ждет тебя в твоей любимой кофейне, а Джеймс - в отеле. Он решил, так будет лучше, вдруг ты не захочешь его видеть
Я пыталась переварить услышанную информацию, в то время как Ксавье потянул меня за рукав в сторону того самого кафе, где делали отличный латте и смусси из манго, и я действительно очень его любила, и заходила туда каждый раз после посещения Каменной церкви. Бесполезно было спрашивать, с чего эти двое решили, что я люблю именно это местечко, тем более они оказались правы, как и всегда, когда дело касалось меня. Я уже давно перестала удивляться тому, что мои друзья знают меня гораздо лучше меня самой. И мне чертовски повезло, я в курсе. Есть лишь одна проблема от них не спрячешься. Они нашли меня всего за два месяца.
---
Софи сидела за столиком у окна и сосредоточенно изучала свой маникюр. При звуке дверного колокольчика она оторвалась от своего занятия и радостно помахала нам рукой. Я кивнула баристе и, шепнув Ксавье, чтобы он заказал мне [как обычноk, направилась к подруге.
Оказавшись в ее объятиях, я вдохнула привычный запах ее духов она всегда пользовалась [чистойk сиренью. Когда-то она призналась мне, что этот запах напоминает ей о Петербурге о конце мая, когда сирень цвела по всему городу, а в нашем квартале ее было особенно много. Мы вместе прогуливали школу, и казалось, что весь мир вокруг благоухает. И пышные изумрудно-зеленые кусты с яркими кляксами белых и сиреневых соцветий всегда возвещали одно и то же: лето, тепло, безделье, солнце, волейбол в соседнем парке и вечерние тусовки с друзьями на берегу финского залива. Сирень пахла очень счастливо.
Мы с Софи были золотыми девочками. Хотя тогда мы были Софа и Эм Соня и Маша нас по определению не устраивало. Мы были очаровательно юны, абсолютно беззаботны и бессовестно счастливы. Весь мир был у наших ножек, обутых в туфельки на высоком каблуке. Но весь мир был нам ни к чему мы жили в лучшем городе на свете, у нас были лучшие на свете друзья, а в перспективе обучение в одном из ВУЗов Северной столицы. До поры, до времени, так и было.
А потом у нас с Софой обнаружился изъян - нам вдруг захотелось чего-то большего, и это желание прочно укоренилось в наших ветреных головках. На окончание школы родители подарили нам поездку в Париж и это, определенно, было ошибкой с их стороны. Мы вернулись оттуда влюбленные в город, в язык, в французов, в их музыку, кухню и нравы, в их историю и культуру. Мы обе подали документы в Университет переводческий факультет, романо-германская языковая группа.
Нас хватило всего на год. Учиться было сложно, требования были высокие, но проблема была даже не в этом мы обе достаточно быстро поняли, что хотим заниматься совсем не этим.
И тут вмешалась госпожа Судьба. Софи по сей день обзывает меня фаталисткой и говорит, что сыграл роль мой талант, а вовсе никакая не судьба, но я отказываюсь в это верить. Все это полнейшая чушь. Есть события, которые предопределены, и одно из таких событий приключилось со мной в конце первого курса.
Это был разгар сессии, и я рисовала. А рисовала я неплохо, сколько себя помню, даже закончила художественную школу. Мой педагог очень настойчиво советовал мне продолжить обучение в училище, а потом и в Академии. Но я его не послушала, и до сих пор не могу понять, было ли это ошибкой, или же, наоборот, лучшим решением в моей жизни. В ту пору мне казалось ужасно страшным связать свое будущеес такой [зыбкойk творческой профессией, как художник, которая не давала никакой уверенности в завтрашнем дне. Кому сейчас нужно искусство? К тому же, мне никогда не хотелось загонять себя в какие-либо творческие рамки. Я решила: пусть хобби останется хобби, а я должна получить реальную профессию. Нетипичный взгляд на вещи для семнадцатилетней девчонки? Что есть, то есть.
И вот, год спустя, вместо того, чтобы готовиться к экзамену по отечественной истории, я рисовала все ту же сирень, которая стояла в огромной стеклянной банке на столе в моей комнате, среди раскрытых учебников и конспектов. Из-за занавески падал широкий солнечный луч, ярким бликом он отсвечивал на пузатом стеклянном боке, а в солнечном свете танцевали пылинки. Мне тогда очень хотелось, чтобы при взгляде на картину чувствовался запах сирени, книжной пыли и масляных красок.
Именно в тот день мамина старая подруга и ее новый муж меценат, искусствовед и бессовестно богатый француз, за которого тетя Света умудрилась каким-то чудом выскочить замуж, оказались у нас в гостях. Якобы занятая подготовкой к экзамену, я была освобождена от дочерней повинности и в посиделках на кухне не участвовала. Утащив бокал вина к себе в комнату, я продолжила рисовать. Помню, я тогда очень устала, ведь перед мольбертом я провела часов пять-шесть, не меньше. Цветы быстро вяли, свет менялся, а мне так хотелось запечатлеть именно этот момент.
Когда я почти закончила, в комнату зашли отец и месье Делуа. Папа собирался посидеть с гостем на балконе и поговорить [за жизньk, но не тут-то было. Француз во все глаза уставился на мою почти доведенную до ума картину, а затем начал топтаться перед холстом, приговарая: [C'est incroyable!k, [Magnifique k и [Vous etes vraiment talentueusek
Я скромно пожимала плечами и благодарила месье за комплименты, удивленная столь пристальным вниманием к моей ничем не примечательной работе. Выпроводив гостей, я решила для себя, что бедный француз, должно быть, выпил лишнего. И благополучно выбросила эту историю из головы.
Каково же было мое удивление, когда неделю спустя, вернувшись домой, я обнаружила месье Делуа на своей кухне. Он на ломаном английском пытался объяснить моей удивленной маман, что желает поглядеть на другие мои работы. Показав ему несколько эскизов и законченных картин, висевших в родительской спальне, я, к своему удивлению, получила лучшее предложение в своей жизни.
[Вы, Мари, необычная девушка. Я вижу десятки и сотни произведений искусства ежедневно, но у вас есть свой неповторимый стиль. Да-да, свой шарм. Берите свои работы и едем в Париж. Я позабочусь о том, чтобы ваши картины были представлены на нескольких летних выставках, и я уверен, публика воспримет их с восторгом. Доверьтесь мне, и несколько лет спустя, они будут висеть в лучших галереях Парижа, а коллекционеры будут драться за них на аукционах. Прошу вас Мари, рискните, ну что вы теряете?k
И я рискнула.