Наш разум — это лужа, мутно отражающая действительность. Как я неоднократно примечал, чем мутнее вода в луже, тем устойчивее отражается в ней окружающий мир, и тем хуже видны глубины — и наоборот. И уж если речь зашла о лужах, именно с одной из них связана у меня детская история, напоминающая начало нынешней.
Как-то осенью я шёл в музыкальную школу, и на пути у меня оказался великолепнейший, почти квадратный водоём, вода в котором была столь непроницаема для взора, что простое действие — измерить глубину — напрашивалось само собой. Я вступил на тернистый и мокрый путь батиметрии своими чёрными, украшенными рельефным орнаментом из полуовалов и оттого детскими, резиновыми сапогами и сходу ушёл в жидкость по щиколотку — для городских луж редкость. Редкость явления побудила меня исследовать его поосновательнее, и вот — полсапога… сапог… залило… почти до колена… Я спохватился, но сидящая в голове исследовательская программа затолкала меня, упирающегося, в эту лужу ещё на два шага — по пояс. Руки автономно подняли над головой футляр со скрипкой и папку с нотами, мошонка съёжилась, в глазах, должно быть (не видел), застыл испуг…
Тогда у меня хватило сил повернуть обратно. Теперь — не знаю…
Пресловутое «теперь» началось года полтора назад, когда мне, студенту юрфака, предстояло сдавать один из левых экзаменов, имеющих левое же отношение к моей будущей профессии, но правое и прямое к диплому. Преподавался предмет моей головной боли полным уродом, что означало, что готовиться надо самому, а спросят так, как будто я понял — ну, или, как минимум, посетил — все лекции. И я готовился. Страдал ночными кошмарами, но — готовился.
В ночь перед экзаменом (казалось бы, вот она, кульминация кошмаров!) мне приснилось, что звонит телефон. Звонит долго, одиноко, ищет сорвать меня с места и бросить моё ухо на тёплую, как рвотная масса, пластмассу трубки. Я сорвался — и нашёл за дырчатым пластиком отдалённый и какой-то глубоко равнодушный голос, сообщавший, что мне надлежит вытянуть третий слева билет. Почему-то голосу я поверил и, проснувшись, остался в доверии к нему.
В третьем слева билете были вопросы, по которым я подготовился наиболее приятным образом, и четвёрка в зачётке укрепила меня в доверии к ночному телефону. Мои детские сапоги сделали первый шаг.
Ночной телефон ещё пару раз конкретно меня выручал — когда я согласно его сообщению сбежал с пары и открыл потерявшей, как оказалось, ключи матери квартиру, и когда он надиктовал мне ключевую часть дипломной работы.
В четвёртый раз он позвонил выходным днём. Сигнал был тот самый — долгий, одинокий, рвотный, а ведь наш аппарат обязан издавать мелодичную трель, — мать, наконец, сняла трубку и в недоумении окликнула меня. Я столь же недоумённо дошагал до источника беспокойства, и голос — отдалённый, глубоко равнодушный, тот самый, — сообщил место и время встречи. Я, воровато оглянувшись, потянул ногой провод: так и есть, отключен, прячемся помаленьку. Но доверие, вызываемое во мне голосом, не исчезло, а усилилось пусть осторожным, но любопытством, начавшей набирать во мне обороты исследовательской программой, и я отправился встречаться.
Место рандеву представляло собой поляну в лесопарке, и посреди поляны стоял аккуратный металлический домик, внутрь которого можно было попасть через люк. Люк был открыт, когда я шагнул внутрь, и у меня по спине пробежала холодком мысль, что вот, сейчас он захлопнется — но нет, меня просто пригласили пройти вглубь помещения.
Здесь, куда я вошёл, было довольно уютно, хотя помещение, похоже, предназначалось для выполнения технических функций. Одну из стен занимала непонятного рода аппаратура, перед ней располагались два сиденья, прочие жались к стене напротив, освобождая середину для… для чего бы в рубке могло использоваться свободное место, задался я вопросом. На одном из сидений у стены развалился, насколько оно давало возможность, объект классических алкогольных галлюцинаций — маленький зелёный человечек.
Заметив, что я его увидел, человечек встал, пересёк пространство, протянул мне руку и, не представляясь, приветствовал:
— Здравствуйте, господин Пружинников.
Хм, а меня тут знают, сказал я себе не без некоторой гордости, осторожно принимая рукопожатие, а зелёный продолжил:
— Я принял решение обратиться именно к Вам как к единственному человеку, объединяющему три качества: юрист, контактёр и лицо, проживающее вблизи места аварии.
— Какой аварии? — не выдавая волнения, полюбопытствовал я.
— Той, что мы потерпели несколько лет назад. Технически мы всё ещё способны оградиться от утечки информации, так что о нашем существовании не знают другие жители вашей планеты. Но для того, чтобы наладить правомочную связь с базой, а в конечном счёте и получить техническую поддержку, нам нужно уточнение некоторых её юридических аспектов.
— Её — это связи, базы или поддержки? — вновь, уже с меньшим внутренним волнением, полюбопытствовал я.
— Её — это прежде всего поддержки, — сообщил человечек, — но Вы правы, и связи всегда тоже.
Меня сперва поразила мысль, что у инопланетян — а кто бы это мог оказаться ещё? — существует своя юриспруденция, но терпеть поражение не мой принцип, и мысль моя была обёрнута мною мне же во благо: у существ есть законодательство, они его чтят, они могут вызвать грамотного в нём человека, чтобы он помог сделать им то, что для них важно, и такой человек — я. Мой разум отразил действительность в удобоваримом для меня плане — правовом.
— И вы, — задал я вопрос, — хотите уточнить эти юридические аспекты у меня?
Мне показалось, что зелёный подмигнул мне своим немигающим глазом-сливой:
— Не совсем так, господин Пружинников. Скорее, мы хотим уточнить их в процессе того, как Вы окажете нам некоторую услугу.
— А именно?
— Мы просим Вас о судействе.
Я почувствовал, что пора бы и сесть, но не был уверен в том, что сиденья в рубке (а равно и мои ноги, пока я не уселся) поведут себя подобающим образом. Инопланетянин оказался ещё более наблюдательным, чем при встрече, и подвинул ко мне кресло, и вот мы уже сидим вполоборота друг к другу и — странное дело! — как ни в чём не бывало обсуждаем вопросы юрисдикции инопланетного корабля (того, что я принял за домик) и моих судейских полномочий по отношению к внеземным существам.
Расклад следующий. При аварии погиб судья экспедиции, и хотя зелёные могут голосованием выбрать нового судью, для того, чтобы голосующее собрание было полномочным, требуется присутствие дееспособного бортового командира. А он-то как раз был в коме — тоже после аварии. А поскольку лица такого ранга в экспедициях гибнут, как правило, вместе со всеми, а при любой угрозе их жизни отправляются в законсервированном виде на базу другими членами экспедиции, случай был из ряда вон выходящий. Но специалист экспедиции по информационным потокам (он сидел передо мной) по своим тайным каналам нашёл прецедент, согласно которому в такой ситуации ему дано право привлечь к судейству представителя местного населения.
Из этого я, между прочим, сделал вывод, что право у них прецедентное, как в Англии и Америке, а не законное, как в России, и это показалось мне любопытным.
Любопытным был и статус говорящего со мной. Он охарактеризовал своё положение так:
— В вашей действительности мои функции делятся между курьером, нейрохирургом, радистом, web-администратором, стукачом, специалистом по PR, оратором, переводчиком, разведчиком, специалистом по кадрам, экстрасенсом, нотариусом, психоаналитиком, пресс-атташе и инженером контрольно-измерительных приборов, и возможно, что я чего-то не учёл.
А вот суть дела, по которому меня пригласили, заставила меня крепко задуматься.
Дело о поддержке с базы заключалось в том, чтобы предъявить ей судебный иск на оказание технической поддержки с процентами. Дело же о связи касалось её способа: в качестве антенны для инопланетного передатчика на канал экстренной связи планета-космос использовалось живое тело одного из членов экспедиции, и только по суду можно было определить, чьё именно — никто не хотел подвергаться такому износу.
Прежде, чем приступить к делам, я очень долго пытался вникнуть в суть правовой системы зелёных человечков и поначалу ничего не понял — меня ввело в совершеннейший ступор то, что право у них не состоит из отраслей. У нормальных земных людей ведь как? Право ветвится на гражданское, семейное, уголовное, жилищное и так далее, и все они отражены каждое в своём кодексе. Здесь же, у инопланетян, всё иначе. Зелёный судья запрашивает у зелёного специалиста по информационным потокам прецедент, тот его находит или не находит, и судья выносит решение по делу, либо используя прецедент, либо создавая новый, но всегда по аналогии с чем-то.
Что ж… первое, что я сделал, выйдя из ступора — угадайте, что? Ну??? Правильно, запросил прецеденты. По второму вопросу их нашлось аж четыре, по первому же ни одного — при авариях в прежних экспедициях спецы по инфпотокам успевали дать свой инопланетный SOS на базу до поломки аппаратуры. Ну, тогда сам дурак, отметил я про себя, не будет тебе процентов, с тебя ещё и взыщется, — отметил и принялся разбирать прецеденты по антенне.
Как я уже говорил, их было четыре.
В первом случае зелёные человечки рухнули на мёртвую планету и по одному умерли от голода. Спец по инфпотокам закодировал сообщение перед смертью. Последний живой — а им оказался судья — самореализовался в качестве антенны и от этого умер. Зато мир узнал, что планета не населена.
Во втором прецеденте один из членов потерпевшей крушение экспедиции оказался в роли антенны случайно, и спец по инфпотокам не замедлил этим воспользоваться. Помощь пришла, но судья лишил спеца права на долю в её делимой части; спец добирался до базы хоть и на восстановленном корабле экспедиции, но без пищевого довольствия, в результате чего по дороге умер от голода.
В третьей ситуации судья определил, кому быть антенной, путём жребьёвки. После использования вытянувший жребий тронулся умом и убил спеца по инфпотокам, за что по решению судьи был оставлен на планете — как я выяснил, на нашей, — и влился в местную культуру, став известным исламским террористом.
Четвёртая антенна появилась путём самовыдвижения. Условием антенны было, что по смерти её имя будет прославлено экипажем путём установки памятника в центральном помещении базы. Судья постановил антенну назначить, условие принять, и памятник на базе стоит до сих пор.
Разобрав случаи, я поинтересовался, преобладают ли в инопланетном праве императивные или диспозитивные методы, и выяснив, что вторые, понял: дело об антенне будет проще пареной репы. В самом деле, четвёртый прецедент был создан диспозитивно; фактически, это была сделка антенны с экипажем на возмездных началах с разрешающим условием. Конечно, мне с моими земными представлениями о праве казалось странным, что сделка была заключена постановлением судьи, но чего только, наверное, не бывает у этих инопланетян…
Суд был скор. Или, если угодно, торг — неважно. Экипаж сбежался в рубку как по команде. Желающий продать своё тело нашёлся почти сразу, и условием его был вывоз с Земли и передача в собственность его наследникам половины земных запасов нефти. Я, было, запротестовал, но спец по инфпотокам меня унял:
— Вы, должно быть, не знаете, господин Пружинников, а вот ряд геологов вашей планеты знает: нефть — возобновляемый ресурс, и вырабатывается она особого рода бактериями в полостях земной коры. Выкачивая нефть из пласта, вы поступаете с ней не как с самородной медью в жиле, а скорее как с рыбой в озере. Нельзя брать много и резко, а то начнётся депопуляция, и рыба вымрет от недостатка генофонда. А у нас, между прочим, щадящие методы изъятия ресурсов из недр — не то что у вас. Нам можно.
— А что будет с ценами на нефть? — возразил я.
— Ничего, — ответил он, и это был ответ истинного спеца по инфпотокам, — цены меняются вслед за информацией о количестве, а не за самим количеством, а о нашей акции никто не узнает.
— Но ведь это собственность землян, — снова, уже менее уверенно, возразил я.
— Она не объявлена в собственность, — заметил тот, — и находятся все нужные нам месторождения, между прочим, на нейтральных территориях. Кстати, в связи с невозможностью требовать процент с базы прошу назначить мне сверх доли антенны четверть земного запаса нефти.
Кроме мысли, что инопланетяне либо богаты, либо жулики, если хотят столького, мне больше ничего не пришло в голову, и спустя полчаса после вынесения постановления я лицезрел, как назначенного на роль антенны сажают на кол, виноват, на антенный фидер, а он истошно вопит и всё больше зеленеет.
— Звук как механическое колебание лишь побочный эффект, — пояснил спец по инфпотокам, — на самом деле существенно то, что антенна излучает биополе, а я с приборов через фидер его модулирую.
После сеанса передачи спец с удовольствием дал мне осмотреть давно остывший и заброшенный антигравитационный двигатель корабля, его аннигиляционную пушку и голографическую модель выкачки и телепортации земной нефти.
Именно тогда я понял, что нахожусь на той стадии, когда в детские, с рельефными полуовалами, сапоги заливаются первые струи воды. И не остановился.
Помню, я ещё спросил, почему бы не телепортировать корабль со всеми членами экспедиции куда надо, и кто-то из зелёных ответил через переводчика, что их науке пока неизвестны способы телепортации структур сложнее химической, и что при попытке переправить живое существо на тот конец прибудет лужа простой органики.
Спец по инфпотокам заверил меня, что право быть судьёй, которым я уже пользуюсь, очень почётное, и ни он, ни кто-либо другой не могут меня его лишить. И меня оставили на корабле.
Когда поддержка с базы пришла, мы восстановили корабль и улетели с Земли. Год я находился на базе и выступал в качестве судьи в самых различных спорах. То ко мне обращался зелёный человечек, на земле известный со времён Древнего Рима как двуликий Янус, с просьбой принять иск об образовании двумя его физическими лицами одного юридического. То некто подавал мне жалобу на жителей Земли, своим искусством оскорбляющих честь и достоинство инопланетных цивилизаций. Часто судились из-за права на связь с контактёрами и на передачу сведений уфологам. Словом, на отсутствие забот жаловаться не приходилось.
И вот сейчас я в отпуске. Меня, по моей просьбе, доставили на Землю — и какой же я её нашёл? Сперва залило пол-Европы, так что она превратилась в огромную грязную лужу, затем начались пожары по всей России, участились сходы лавин и, в довершение всего, появились прогнозы на тёплую бесснежную зиму…
И мне в голову закрадывается мысль: почему именно сейчас? Почему не год, не два, не три назад? А не может ли быть такого, что при телепортации зелёными человечками земной нефти к себе на родину в атмосферу Земли был выброшен метан? Ведь это же парниковый газ…
Вот в какой я луже. И, казалось бы, остановиться просто, но на поверку оказывается, из неё ещё надо выбираться. А как?
Единственный выход, который я воспринимаю мутной лужей своего разума — подать в суд на инопланетян от лица всего населения Земли. И поскольку иск такого уровня можно подавать на имя не ниже чем главного судьи базы, а для меня уже приготовили это тёплое местечко (можете заранее поздравить, выберут через месяц после окончания отпуска), так вот, поскольку дела обстоят именно так, я призываю того, кто читает это обширное, снабжённое литературно оформленной преамбулой, послание:
Кто бы ты ни был, читатель, подай на инопланетян иск главному судье инопланетной космической базы господину Пружинникову. Сделай это, и права нашей потревоженной планеты будут под защитой.
Иск следует подавать по каналу экстренной связи планета-космос в биоэнергетической форме в двух экземплярах. Возмещение антенне гарантирую за счёт личных сбережений.