Нас обложили. Стреляли очень плотно. Все в автобусе упали на пол, или осели за кресла; отстреливались весьма вяло. Пули протыкали в тонированных стеклах аккуратные круглые дырочки, как будто стекло было сделано из желе. Несколько голов уже словили свинца, и по салону гулял приторный запах горячего металла и крови.
Произошло небольшое затишье. К стеклу снаружи прильнуло лицо девочки, и глаз уставился в одно из пулевых отверстий. Пробежавшись по салону, зрачок воткнулся в меня. [Кюрёкуна!k крикнула девочка, и упала назад. Сразу же грохнул залп нескольких орудий, и мой телохранитель превратился в решето. Меня не задело.
Я вырвал из руки телохранителя револьвер и засунул себе в рот. Чтобы не одуматься, на спуск нажал сразу.
Ощущение было совсем не похоже на смерть. Хоть я и не мог особо похвастаться знанием ощущения смерти, я знал, что это не оно. Нёбо пересохло, язык онемел. И больше не изменилось ничего. По-прежнему грохотали выстрелы, и люди в салоне пытались отстреливаться.
Я встал, дошел до двери и покинул автобус.
Меня никто не заметил. Что и понятно я же был мертв. Судя по отсутствию других мертвецов вокруг, все умирали по-своему. Я посмотрел, как атакующие построили целое укрепление из машин, и понял, почему из автобуса почти не стреляли; это было бессмысленно. Они очень хорошо сделали свою маленькую крепость.
Потом я отвернулся и оказался в маленькой квартире. Хозяин квартиры, унылый толстяк, тяжелым голосом вытягивал: [Вот тут есть матрасы, вы все можете разместиться... В стене дыры, это прямой путь в Чистилище. Только не спешите, если не готовыk.
А ты уже стояла рядом, и дышала где-то около моего уха. Я повернулся к тебе и сказал со смехом: [Ах, черт, столько дел, столько дел, в Чистилище некогда попастьk. Ты вытерла слезу со щеки и прошептала: [Ты так ничего и не понялk. [Нет, ответил я, понял. Мне очень, очень жаль, поверьk. [Да, ты говорил как всех на свете голубейk.
Нет. Нет, значительно больше.