Вообще-то бардак у меня — обхохочешься. То одна шлюха другой, пока та спит, сунет в срамное место рыбий пузырь. Нет, другая, конечно, почуяла, едва проснулась — но как же он потешно лопнул, когда она его оттуда вытаскивала!
А то, бывает, две-три вместе соберутся и натрут четвёртой рабочее ложе туком. Ляжет на неё клиент — и едут оба вон, потому как скользко. Это, впрочем, уже не так смешно.
А вот с этими двумя вышла у меня история не радостная вовсе.
Началось всё с того, что обе родили по мальчику с разницей в три дня. Известное дело, поначалу после родов женщине спать хочется, а дитя не даёт: голодное — орёт, газы в животе — орёт, пелёнки намочило — орёт. Ну, кто как прилаживается, чаще всего спят вместе с младенцем.
Вот тут-то и опасность.
Эта опасность не минула и одну из двух девок — зовут её Гвура. И вправду, характер у неё тяжёлый, клиенты её слушаются (а клиент к ней идёт из высоких — им, видать, главенства и так хватает, хочется иного испытать).
Так вот, Гвура дитя своё, что называется, заспала: придушила невзначай, пока оба спали. Отчего проснулась — ведомо лишь ей и Всеблагому, но, проснувшись, сделала то, что уж совсем никуда не годится — заморыш свой сунула соседке, а себе взяла её живого. Словно так и было.
Соседка — имя ей Рицпа, — едва пробудившись, в крик. Когда им, Гвуре и Рицпе, явилась я, крик был уже вполне осмысленным:
— Эта шваль поменяла детей!
— Иди кусай свой хвост, гадюка, чтоб он у тебя из задницы вырос и заткнул тебе пасть! Разуй свои стеклянные глаза: это мой ребёнок!
— Нет, ну вы слышите, что она гавкает?! Да чтоб её блохи мне плешь проели, если она не врёт!
Ругань между шлюхами — самое обыкновенное дело, и у меня, чтоб найти среди бранящихся правую, есть приём: сказать любую мерзкую сущеглупость и понаблюдать, какими движениями они на неё ответят. Я и говорю:
— Девки, о чём спор? Давайте я кликну Малахию мясника, он вам справедливость восстановит: тебе полмальчика и тебе полмальчика. Только кровь сперва сольёт, а то не кошерная будет еда.
Гляжу: Рицпа побледнела, глаза в два раза шире обычного раскрылись, дух у неё перехватило так, что воздух ртом ловит, влети туда муха — поперхнётся и помрёт. А Гвура, наоборот, краснеет и морщится эдак, чуть досадливо. Ага, думаю, попались: кто волнуется, что вконец дитя потеряет, а кто досадует, что обман не вышел. Ну, я уже рассказывала, кто-кто.
Тут обе как заголосят — Рицпа обрела дыхание, а Гвура прежнее нахальство:
— Да чтоб Малахия твоим сыном уродился, мамка — он сам себя разделает, а ты им командуй!
— Ты, мамка, клиентов дели хоть на ломтики, а дети — не твоё дело!
И друг на друга так хищно смотрят.
— Судьи, — говорю, — нет на вас, кроме Всеблагого, да он к таким паскудам взор не обратит.
Тут подаёт голос та, которой рыбий пузырь засовывали:
— Ты, мамка, в бардаке что в пещере живёшь. Царь им судья.
— Какой ещё царь? — спрашиваю, — Красавчик Адония, что против воли отца?
— Я ж говорю, живёшь что в пещере: Адонию давно убили, а царь теперь Шломо.
Ну, я девок и выпихала из бардака: идите, говорю, к Шломо, да пребудет с ним Всевышний, и назад без его суда ни ногой.
Нет, но что, вы думаете, было дальше? Шломо предложил им ту же услугу, что и я. И шлюхи вернулись в бардак, имея каждая что присудил царь.
Вот после этого-то я и поняла: нет во мне мудрости, что есть у Шломо, нет ни капельки. Ум есть, а мудрости нет.
А вы мне скажите: почему? Почему???