Автор - дмитрий павлов

глухомань

Один перец рассмешил меня до слёз.

"Меня в глушь посылают", - сказал он, - "в Саратов".

Ну, не знаю, можно ли считать глушью областной центр, где есть драмтеатр, рестораны, губернатор-сенатор, набережная на Волге? Что тогда вообще глушь?

А участковая больница, это не глушь? Когда врач сидит один на один с деревней. Когда к нему, терапевту (!), привозят мужика, угодившего в молотилку, у которого целые кости пересчитать легче чем сломанные и шею на глазах раздувает от подкожной эмфиземы. И родственники в приёмной сидят в ожидании, что врач сотворит чудо, хотя чуда здесь не сотворят даже Пирогов с Вишневским. И врач бросается со скальпелем наперевес, накладывает трахеостому, ставит капельницу, совершенно уже бесполезную.

Что такое глушь? Это когда поступает вызов из деревни Болотное, и врач, умудрённый опытом прошлого визита уточняет: "А трактор навстречу вышлете?". И едет на "уазике" в дождливую слякотную осень, через вспаханные под зиму поля, через покрытые золотой листвой леса фантастической красоты. "Уазик" доезжает до лужи, форсировать которую может лишь танк да трактор, а на её краю уж поджидает понурый мужик в плащ-накидке и сообщает, что единственный трактор на деревне сдох, тракторист в запое, но для доктора есть болотные сапоги. И врач шлёпает, куда он денется, в чужих бродах по лужам, по раскисшей грунтовке, по опавшей листве, потому что там за лесом в деревне с идиотским названием у старушки-вековушки прихватило сердце.

Только в дремучей глуши перед врачом стоит труднейший выбор лекарственных средств, состоящий из пенициллина, аскорбинки и клизмы. А лечить надо соль земли Русской - доярок с узловатыми мужскими руками, которые в тридцать выглядят на шестьдесят, и мужиков, что тихие, пока трезвые. В глуши ты топаешь с саквояжем по заснеженной улице, которую хозяева домов посыпают вынутым из печей шлаком, потому что если не посыпать, то пока пройдёшь улицу из конца в конец, десять раз копчиком треснешься. И только здесь тихими зимними вечерами висит над улицами тонкий, незнакомый горожанину аромат сгоревшего в деревенских печах угля.

Это в глуши в сырую кирпичную баню ходят раз в неделю, а если хочешь благоухать по завету Руматы Эсторского ежедневно, то будь добр, нагрей воду на плите и мойся. И только захолустье не усидишь в нужнике, потому что мороз кусает за голый зад и лишь зловонный пар из очка не даёт заледенеть окончательно. В такие минуты осознаёшь важность величайшего изобретения человечества - ночного горшка.

Только в глуши, разбирая стариковское барахло в слоноподобном комоде ты натыкаешься на обтянутый тканью, вытертый по углам фотоальбом из которого вдруг выпадает фотография незнакомого белобрысого парня в лейтенантских погонах. Не сразу до тебя доходит, что это твой дед, только на пол века моложе. И лишь здесь на улице к тебе подойдёт незнакомая женщина, чтобы сказать: "Здравствуйте, доктор. Помните, вы меня вылечили". И звучат её слова как высшая благодарность, после которой чувствуешь, что четверть века прожита не зря.

И после всего этого городской интеллигент в чёрт знает в каком поколении, утончённый ценитель Куэльо и Довлатова, говорит, вкушая омлет за завтраком: "Меня в глушь посылают, в Саратов".



Комментарии