Автор - дмитрий павлов

ведьмино наследство

1.

Санитарный "уазик" рыскнул и врезался в снежный бруствер, окаймлявший дорогу. Сокрушив его, машина по инерции пропахала несколько метров по целине и встала. Водитель ругнулся, воткнул заднюю передачу, но колёса только беспомощно закрутились в рыхлом снегу. Включая по переменно переднюю и заднюю передачи, Слюсарев безуспешно попробовал раскачать микроавтобус. "Уазик" стоял как вкопанный.

- Что, Михалыч, застряли? - спросил водителя врач, молодой, неимоверно серьёзный парень, одетый по сезону, в чёрный бараний полушубок милицейского покроя.

- Застряли! - раздражённо бросил водитель и добавил уже более примирительным тоном. - Толкать надо, Максим Николаевич.

Запахнув полушубок, Максим шагнул в снежную круговерть. Заряд колючей ледяной крупы ударил ему в лицо, сыпанул за шиворот и в рукава. Попавший за голенища валенок снег немедленно принялся таять и студить ноги. Прикрывая лицо от секущего ледяного ветра, врач побрёл вокруг машины. Он упёрся руками в покатый лоб "уазика" и потоптался, нащупывая в снегу опору. Рядом встала Анна Васильевна, крупногабаритная фельдшерица лет около сорока. Вместе они навалились на передок "уазика" и тот, пробуксовывая, выполз из снежного плена.

Максим взобрался на гребень бруствера и осмотрелся. Непроницаемая пелена метели затянула горизонт. Весь наблюдаемый мир ограничивался лишь небольшим пространством, освещённым фарами. Вдаль уходили две параллельные борозды брустверов, обозначающие заметённую дорогу да ещё в стороне, почти на границе видимости белели какие-то постройки, должно быть заброшенная ферма. Впереди сверкнули жёлтые огоньки.

- Волки, Максим Николаевич, - воскликнула фельдшерица.

- Какие волки в такую погоду?

- Ой, не говорите, Максим Николаевич. Вороний хутор рядом.

Врач не уловил связи между Вороньим хутором и волками, однако, довольно резво запрыгнул в машину. Воспоминание о мужике, загрызенном волками на окраине Сеймска, было ещё слишком свежо.

- Михалыч, ты хоть знаешь, куда ехать? - спросил Максим.

- Понятия не имею, - ответил водитель и добавил. - Дальше украинской границы не уедем. Тормознут.

Последнее слово было сказано не очень уверенно. Конечно, в такую погоду таможне больше нечего делать, кроме как караулить на заснеженных просёлках заблудившихся путников. И сослепу укатить в сопредельную Сумскую область незалежной Украины было вполне возможно.

Максим откинулся в кресле, целиком положившись на чутьё водителя. Приваренное в салоне машины кресло, предназначалось специально для врача скорой и было на редкость удобным. Гул мотора и однообразный ночной пейзаж за окном убаюкивали. Откинув голову на спинку кресла, Максим не заметил, как задремал. Скрип тормозов и резкий толчок вырвали его из забытья. Ещё не очнувшись окончательно ото сна, он увидел закутанную в шубу фигурку девушки, выскочившей на дорогу. Она обежала вокруг остановившегося "уазика" и рванув на себя боковую дверь, впустила в салон облако снежинок.

- Доктор, помогите, бабушке плохо, пошла тесто ставить, споткнулась, и встать не может, голова, говорит, болит и в глазах темно..., - затарахтела девушка.

- Стой, сорока, - попридержал её врач. - Где бабушка?

- Там, - махнула она рукой в пургу.

Дело принимало скверный оборот. "Скорая помощь" заблудилась в степи, не доехав до первого, вызвавшего её больного, а тут, откуда ни возьмись, появляется второй. К тому же Вороний хутор с давних пор облюбовали тёмные, в прямом и переносном смысле слова, личности. Но инструкция была неумолима. Она требовала, чтобы бригада "скорой" оказывала помощь всем, кто бы ни остановил её в пути.

Максим с трудом оторвался от уютного кресла. Сейчас ему меньше всего хотелось выполнять врачебный долг и вообще что-то делать. Он желал только одного - лечь, накрыться полушубком и заснуть.

"Если опять ложный вызов" - думал он про себя, - "порву всех на ветошь".

- Показывай дорогу, - приказал он девушке.

Они пошли, пригнувшись и заслоняясь руками от ветра. Следом плелась, тяжко вздыхая, фельдшерица. Из зыбкой снежной завесы выступила стена дома с маленьким светящимся окошком. Такие постройки ещё довольно часто встречаются в областях, граничащих с Украиной. Давным-давно хозяин поставил бревенчатый сруб, обмазал его глиной, побелил и покрыл крышу соломой. Получилось что-то среднее между русской избой и украинской хатой.

Перед калиткой Максим задержался, пропуская вперёд девушку. Сделал он это отнюдь не из вежливости, а исходя из собственного печального опыта общения с дворовыми псами. Войдя во двор, провожатая первым делом схватила свирепого лохматого барбоса за ошейник и оттащила его от калитки.

- Доктор, проходьте! - крикнула она.

Видя, что собачьи клыки не угрожают его брюкам, Максим поднялся на скрипучее крыльцо, и рванул на себя обледенелую дверь. После вьюги, бушевавшей снаружи, крестьянская хата показалась ему тихой гаванью. В скупо обставленных комнатах было светло и чисто. Под ногами поскрипывали половицы, покрытые вытертыми дорожками. Слышалось потрескивание дров в печи. На побеленной стене тикали ветхозаветные ходики с гирьками. В воздухе витал аппетитный запах свежей выпечки, к которому примешивался терпкий дух высушенных трав.

- Сюда, доктор, - указала вошедшая следом девушка.

Она привела врача в узкую комнатушку, которую почти целиком занимали массивный платяной шкаф и железная односпальная кровать с шарами, венчающими её высокие ножки. На кровати лежала, уронив поверх одеяла корявые тёмные руки, древняя старуха. Несмотря на то, что дом был жарко натоплен, бабка лежала одетая в байковый халат. Крючковатый нос и выбившиеся из-под платка седые патлы придавали ей сходство со старой взъерошенной совой. Старуха лежала неподвижно, вперив взгляд в потолок. Она даже не пошевелилась, когда вошёл врач, будто его присутствие не касалось её вовсе. За неимением других, Максим решил, что это и есть его пациентка.

- Здравствуйте, бабушка, как вас зовут? - начал опрос врач.

- Прокопенко, Ганна Петровна, - ответила за бабку внучка.

Максим задал ещё несколько вопросов о самочувствии. Старуха отвечала односложно, но внятно. Действия врача не вызвали у неё ни малейшего интереса. Только когда Максим открыл саквояж, она слегка приподняла голову, рассматривая содержимое.

Врач закатал старухе рукав и наложил ей на плечо манжету тонометра. Измеряя давление, Максим краем глаза посматривал на стоящую в дверях внучку. Стройная смуглолицая девушка тревожно сжимала нательный крестик. Её густые, чёрные как вороново крыло волосы были заплетены в толстую косу, кокетливо брошенную поверх высокой груди. Под собольими, вразлёт, бровями влажно блестели большие карие глаза. Сбросив шубу, она осталась в одной лишь тоненькой ночнушке. Заметив нескромный взгляд молодого парня, девушка набросила на плечи пуховой платок.

Артериальное давление у старухи было двести сорок на сто двадцать. На лицо гипертонический криз.

- Анна Васильевна, сделайте дибазол внутривенно, - распорядился врач, скатывая манжету.

Фельдшерица наложила жгут на плечо, завязав его таким образом, чтобы можно было сдёрнуть его одной рукой, и широко смазала предплечье старухи спиртом. Одним, только ей ведомым способом Анна Васильевна нашла на полном дряблом предплечье старухи вену и ввела в неё иглу. В прозрачном цилиндре шприца заклубилось темно-вишнёвое облачко контроля. Фельдшерица ввела лекарство и прижав место укола ваткой, согнула руку старухи в локте. Дибазол, средство, конечно, на ахти, но как говорится, чем богаты....

Старуха стоически перенесла инъекцию. Она даже не шевельнулась, когда Васильевна проколола её вену иглой. У Максима мелькнула мысль о выпадении чувствительности. Ожидая, когда лекарство подействует, он начал просветительскую беседу.

- Ганна Петровна, к вам участковый врач заходил? - спросил врач.

- Заходила, - неохотно ответила старуха.

- Она вам лекарства назначила?

- Назначила.

- Вы их пьёте?

- А иде ж на них грошей взять-то. И потом, травами я всю жизнь лечилась, никогда не болела.

- Вот что, уважаемая Ганна Петровна! - взвился врач. - Не будете принимать назначенные лекарства - попадёте в больницу с инсультом. Или с инфарктом миокарда. Уж как повезёт.

- Травы, конечно хороши, - сказал он уже мягче. - Но давление они вам не снимут. А папазол к вашему сведению в аптеке стоит четыре рубля за упаковку.

Максим измерил бабке давление на последок. Оно опустилось почти до нормальных цифр. Убедившись в том, что старухе в ближайшем будущем инсульт не угрожает, врач стал собирать саквояж.

- В общем, о последствиях я вас предупредил, - сказал он вставая. - Не будете принимать лекарства - попадёте в больницу.

Одевшись, Максим пошёл к выходу. Уже на крыльце его догнала девушка.

- Доктор, это вам, - сказала она, протягивая Максиму тёплый бумажный свёрток, и отступив на шаг, спросила. - А вы меня не узнаёте?

Врач быстренько перебрал в памяти всех знакомых девиц. Но, увы, чернобровой красавицы среди них не оказалось.

- Я Марина, медсестра из гинекологии, - подсказала ему девушка. - А сейчас отпуск взяла, за бабушкой смотреть.

- Да-да, конечно, - согласился Максим, хотя по-прежнему был уверен, что видит девушку в первый раз. - Теперь вспомнил. Ну, счастливо оставаться. И проследите, чтобы Ганна Петровна лекарства принимала.

Лицо девушки на мгновение приняло задумчивое выражение. Очевидно, заставить суровую бабку следовать предписаниям врача, было не так-то просто. Марина улыбнулась врачу на прощанье, поёжилась и захлопнула дверь.

В машине Максим развернул свёрток и обнаружил нём свежий, только из печи пирог. Обжигая пальцы, врач разломил подарок и по салону распространился потрясающе вкусный дух мясной начинки. Один ломоть Максим протянул фельдшеру, а второй положил на капот рядом с шофёром.

- Угощайтесь. Заработали.

Неожиданно для всех Слюсарев схватил свой кусок пирога и, приоткрыв дверь, швырнул прочь, сопроводив матерным ругательством.

- Михалыч, ты что? - спросил малость оторопевший Максим.

- Почём я знаю, что за собачатину они сюда напихали!

- Какая собачатина, Михалыч, о чём ты?

- Да всё об том же, - ответил водитель. - Ведьма эта Прокопенка. И внучка её ведьмой будет. Вся их семья проклята! Да я подыхать буду, и крошки из их рук не возьму.

- Ну, ты Михалыч, загнул, - с сомнением сказал Максим.

Слюсарев воткнул первую передачу. "Уазик" рыкнул сцеплением и дёрнулся, словно ему передалась злость водителя.

- Когда на автобазе работал, - начал свою повесть Слюсарев, выведя машину на дорогу, - договорились с ней, что угля на зиму привезу. Взял задаток, привёз. "Плати", говорю. А она: "уже расплатилась". И смотрит так, будто я ещё должен остался, коза трухлявая. Ну что, морду ей бить - весь хутор сбежится. Сам же и виноват будешь. Послал её по нашенски, по матери и пошел к машине. А потом дай, думаю, пакость ей сделаю. Обернулся и перекрестил старуху. Так её, веришь ли, аж затрясло всю. После на другой день до Курска ехал, и чего-то мне Прокопенка эта вспомнилась. И только я о ней подумал, как руль в сторону дёрнуло. За Льговом насыпь перед мостом есть. С неё и кувыркнулся. Сам помялся и "зилок" помял. Заметь, на ровном месте. Вот так с этой нечистью связываться.

На несуеверного Максима рассказ водителя не произвёл впечатления. Зато Васильевна после рассказанных водителем страстей, совершенно растерялась. Она держала ломоть на вытянутой руке словно гадюку, не решаясь его съесть.

- Анна Васильевна, колдовские пироги вредны для пищеварения, - весело сказал Максим, который уже расправился со своей порцией. - Давайте я вам помогу.

Прижимистая крестьянская натура фельдшера взяла верх над суевериями, и она запустила зубы в пирог.

- Это Прокопенка нас в пурге закружила, чтобы к себе привести, - ворчал Слюсарев. - Сердечко у неё кольнуло! А то, что нас больной ждёт, ей наплевать! Ничего, сейчас распогодится.

Максим пропустил слова водителя мимо ушей. Однако не прошло и пары минут, как снегопад и метель словно ножом отрезало. Пелена снега упала и с возвышенности, на которую взобрался "уазик" открылся вид на Сеймск, раскинувшийся в долине тихой реки. Стали видны золотые россыпи фонарей, дымки, поднимающиеся над заснеженными крышами частных домишек. Чуть дальше показался белый изгиб покрытой льдом реки и лес, чернеющий на другом берегу. Из ранних зимних сумерек выступала господствующая над городом обрывистая гора Ивана Сеймского.

- В связи с установлением хорошей погоды предлагаю ехать таки к больному, - сказал врач.


2.

Прошло несколько месяцев. За круговертью повседневных забот Максим уже успел основательно подзабыть эпизод со старой ведьмой. Но Прокопенко напомнила о себе самым, что ни на есть банальным образом. В тот день врач остался в больнице на дежурство. Уже вечерело. В распахнутое настежь окно задувал тёплый ветерок и шевелил бумаги на столе. Дежурство по всем приметам обещало быть спокойным, и потому план, который составил Максим на предстоящую ночь, включающий всего два пункта: а) Разделаться с отчётом, б) Выспаться.

Максим как раз приступил к выполнению первого пункта. Но едва успел он написать строчку, как по комнате разлилась мелодичная трель телефона. Дежурящий по приёмному отделению врач просил спуститься осмотреть только что поступившую пациентку.

В "приёмнике" Максим сразу узнал орлиный профиль Ганны Прокопенко. Старуха лежала у стены на застеленной клеёнкой каталке. Сидевший рядом за рабочим столом врач зарылся в бумаги и старательно делал вид, будто больная его не касается никоим боком. Перекинувшись парой слов с коллегой. Максим приступил к осмотру больной.

Состояние у старухи было аховое. Прерывистое дыхание с хрипом и клокотанием вырывалось из её груди. Левая щека при каждом выдохе вздувалась и трепетала как парус на ветру. Максиму показалось подозрительным клокочущее дыхание Ганны. Он приложил мембрану стетоскопа к рёбрам старухи, затянутым дряблым старческим жирком. В лёгких отчётливо прослушивались влажные хрипы. Завершив осмотр, Максим стал названивать в "интенсивку". Трубку взяла Оксана.

- Алло, Ксюш, излагаю обстановку, - начал Максим. - У меня тут геморрагический инсульт, предположительно в бассейне средней мозговой артерии. Центрогенный отёк лёгких. Показана госпитализация в отделение интенсивной терапии. Возьмёшь?

- Инсульт, говоришь у тебя?

- Ага.

- С отеком лёгких?

- Угу.

- Сколько тебе лет, старинушка?

- Девяносто пять по паспорту.

- Максим, ты политику нашей конторы знаешь. Больных с инсультом и в возрасте в "интенсивку" класть не велено.

- Ксюша, хватит шутки шутить, - взмолился Максим. - Бабку с минуты на минуту потребуется реанимировать!

Но Оксана была неумолима.

- Вот и проведёшь реанимационные мероприятия, - ответила она. - Только представь, какой это будет бесценный опыт. И вот ещё что: Меня зовут не Ксюша, а Оксана, это две большие разницы.

Врач чертыхнулся и повесил трубку. Он бросил беспомощный взгляд на старуху. И тут Ганна, которую все почитали лежащей без сознания, приоткрыла правый глаз и вперила в Максима совершенно ясный, пылающий взор. От такого взгляда врачу стало не по себе. Отвернувшись, он взял историю болезни Ганны и черкнул в ней: "Госпитализирована в неврологическое отделение".



3.

Весть о болезни старой ведьмы, несмотря на поздний час, молниеносно облетела город. Уму непостижимо, сколько родственников вдруг обнаружилось у Ганны Прокопенко, ведшей до того весьма уединённый образ жизни и навещаемой лишь своей внучкой Мариной. Правда, надо отметить, что старуха занималась лечением разных хворей народными методами, составляя чувствительную конкуренцию районной больнице. Занятие это по слухам было весьма доходным, а количество родственников у человека, как известно прямо пропорционально его финансовому положению.

Придя утром на работу, заведующий неврологией Виктор Алексеевич Залесный обнаружил в своём отделении целую толпу Ганниных родичей всякого пола, возраста и общественного положения от пенсионеров до школьников включительно. Взволнованные болезнью любимой бабушки, посетители набились в палату, потеснив пациентов. Те же, кому там не хватило места в палате, шлялись по отделению, расспрашивая медсестёр относительно состояния здоровья старухи.

Едва Залесный вошёл в отделение, как его тут же поймала за руку упитанная хавронья с клубнично-красным лицом и волосами, выкрашенными ярко-рыжей краской.

- Доктор, скажите, каково состояние Ганны Петровны? - спросила она, искательно заглядывая врачу в глаза.

Заведующий понятия не имел, кто такая Ганна Петровна, однако ответил с важным видом:

- Да, серьёзное у неё состояние, серьёзное.

- Спасибо вам, доктор! - сказала хавронья и опустила в кармам пиджака Залесного что-то бумажное и хрустящее.

"Вот те раз! - подумал врач. - Не было ни гроша и вдруг - полтина!"

На другом конце коридора он заметил Максима с красными от недосыпа глазами. Судя по его взъерошенному виду, врач только что предпринял неудачную попытку выдворить родственников из отделения.

- Виктор Алексеевич, с меня хватит. - крикнул Максим, увидев в коридоре заведующего. - Видите, какой тут бардак творится. Сейчас же вызываю милицию.

Максим парень, конечно, умный, старательный. Но жизненного опыта у него было маловато. Толи дело Залесный. За свою бурную жизнь он успел поработать судовым врачом, сидел без копейки денег в Кейптауне, занимался бизнесом, лечил урок в Сеймской ИТК. Но самый героический поступок заведующий совершил не в каких-то экзотических дебрях, а в родной районной больнице, когда выгнал из отделения целый табор цыган, пришедших навестить родственника. Кто не знает, тому придётся поверить автору на слово: цыганский табор в больнице - зрелище незабываемое. Разумеется, после такого события разобраться с парой-тройкой десятков посетителей для него было сущим пустяком.

- По какому поводу столпотворение? - спросил Залесный.

- Вчера поступила больная с инсультом и отёком лёгких, - пояснил Максим. - А это всё наследники.

Заведующий глянул через открытую дверь в палату Ганны. Его внимание привлекла медсестра у кровати больной, явно не из неврологии.

- А что за дивчина там с ней? - спросил Залесный.

- Марина, пришла бабку свою навестить. Навестишь тут!

Врач взял из рук Максима историю болезни и сделал вид, что читает её, выдерживая на самом деле тактическую паузу. Как только Залесный убедился в том, что все медсестры собрались в отделении, он с треском захлопнул историю и скомандовал:

- Так, у постели больной остаётся одна Марина. Остальные - геть с отделения!

И тут в дело вступили медсестры, все как на подбор ладные да крепкие. С шутками и прибаутками они в мгновение ока вынесли Ганниных родичей на лестницу.

- Как сразу просторно стало! - удовлетворённо заметил заведующий. - Вот теперь можно начинать планёрку. А насчёт бабки не беспокойся. С центрогенным отёком всё равно долго не живут. Человек, как говорится, за пределами медицинской помощи.

Вечером, уходя с работы, Залесный как бы, между прочим, спросил Максима:

- Как там Прокопенка твоя, хрипит?

- Хрипит, Виктор Алексеевич.

- Ну-ну, - сказал заведующий озадаченно.


4.

Чрезвычайная живучесть старой ведьмы удивляла не только врачей, но и наследников. На третий день Ганну снова посетила давешняя хавронья, облагодетельствовавшая Залесного пятьюстами рублями. Выйдя из главного корпуса, она подозвала ожидавшего её мужа, здоровущего бугая с кудрявой башкой.

- Слушай, Егор, мне там одна тётка сказала, що за старуху нашу Фирсов Максим взялся. Ну, помнишь, того Фирсова сын, щой у проруби голым купався. Так вот, бачила та тётка, шо врач вин хороший. Того и гляди, вылечит Ганну!

- А може ему грошей дать, шоб не больно старался.

- Егор, ты шо. У тебя грошей шибко много?

- Тогда в лоб! - решительно сказал бугай. - И шоб не встал.

- Егор, ты на кого залупаться удумал? На Фирсовых! Вони тебе так дадут, шось и не встанешь.

- Ну, я не знаю, - понурился бугай.

- Егор, мне Крынка, та у кой козу спёрли, бачила, шось если ведьма ни вмирае, то у ей крышу прорубить в хате трэба. И тогда душа её отлетит.

- И шо?

- То, шось Ганна наша ведьма. Давай, Егор, езжай к ней на хутор и крышу проруби.

- А как вону рубить? С потолком или тока кровлю?

- Егор, руби як хочешь.

Сказано - сделано. Егор сел в шестьдесят шестой "газон", служивший ему разъездной машиной и помчался на Вороний хутор. В палате в это время Марина неотлучно сидела у постели бабки. Склонившись над книжкой, она стала подрёмывать. Где-то далеко Егор разворошил соломенную крышу, и солнечный свет проник в пыльное нутро чердака. Глаз старухи приоткрылся и остановился на придремавшей девушке. Топор с весёлым стуком вгрызся в старые доски потолка. Правая, не парализованная рука ведьмы поднялась и стремительно описала дугу над головой Марины. Второй взмах был удачнее. Старуха схватила внучку за косу и пригнула внучку к себе. Очнувшаяся ото сна Марина в ужасе завизжала.

- Ба..., не надо! - кричала она, пытаясь вырваться.

Старуха с неожиданной для такого дряхлого тела силой приблизила лицо девушки к оскаленным, полусгнившим зубам. Марина почувствовала её затхлое дыхание. Топор ударил в последний раз, и вырубленная доска вместе с пластом штукатурки рухнула на пол. Рука старухи сразу ослабела. Девушка распрямилась как пружина. Вскочив, она споткнулась о стул и растянулась рядом с кроватью.

Вбежавшая на крик медсестра увидела мёртвую Ганну и Марину, лежащую на полу в глубоком обмороке.



5.

Поминки по Ганне справляли в городе, в квартире, принадлежащей её дочери, матери Марины. Гости произносили правильные речи о безвременно ушедшей ведьме, какие обычно говорят в таких случаях, скромно умалчивая о её тёмных делах и делишках. Марина даже всплакнула на широченной груди хавроньи. Родственники справедливо усмотрели в этом искреннюю скорбь по усопшей и одобрительно качали головами. Проводив гостей, мать с Мариной прибрали остатки угощений. Мать села с вязанием, а девушка ушла к себе и прилегла.

- Маринка! - услышала она страстный призыв.


Девушка выглянула в окно и обнаружила стоящего внизу Вадима, давнего своего ухажёра. Квартира Прокопенок находилась на первом этаже, так что парню не приходилось рвать глотку, выкликая предмет своего обожания.

- Чего тебе? - спросила Марина громким шёпотом.

- Айда на танцы, - предложил кавалер.

- Ты что, мы бабушку только похоронили, мать меня прибьёт!

- А мы по-тихому.

Марина задумалась. Вадим, конечно, хлопец добрый. Отслужив в армии, он в настоящее время подыскивал себе работу. Вы же знаете, как трудно найти занятие по душе в маленьком городке. Правда, злые языки утверждали, что Вадима выгнали из двух мест за вредный характер. Но это уже сплетни. Однако и Фирсов Максим, врач-невролог парень хоть куда. Молодой, интелегентный. Вот только как к нему подступиться? Он ведь женским вниманием не обижен. Вот и Семёнова, врач из "интенсивки" с ним очень уж часто общается. К мыслям о тяжком выборе примешивался страх перед неизбежной расправой со стороны матери. Сеймск - городок маленький, все всех знают и матери завтра же доложат: когда, с кем и сколько раз поцеловались.

- Марина, давай быстрей, - нетерпеливо прервал размышления девушки Вадим.

И Марина решилась.

- Лови меня, - прошептала она и с писком выпрыгнула из окна.

Из клуба они возвращались вместе. Вадим нежно придерживал девушку за таллию, время от времени пытаясь расцеловать подругу. Марина умеренно сопротивлялась. Так они дошли почти до самого дома. Уже стемнело. Освещение этой части города администрация считала непозволительной роскошью, но недостача фонарей с лихвой возмещалась полной луны. За крышами домов виднелись посеребрённые лунным светом холмы, за которыми стоял Вороний хутор. Поросшие одинокими тополями и кустарником холмы казались недалёкими, но на самом деле до них нужно было идти скорым шагом не менее часа. Марине вдруг отчаянно захотелось побывать там. Но прежде требовалось отделаться от надоевшего кавалера. Вадим улучил момент и обняв подругу, жадно поцеловал. Марине на мгновение замерла, потом напряглась и слегка отстранила парня. Гладя ему в глаза нежно и преданно, она сказала бархатным голосом.

- Вадим, после всего, что между нами было, ты обязан на мне жениться.

Смешно, да? А парню было не до смеха. Из-за странного устройства мужской психики эта милая фраза убивала наповал всех мужчин, независимо от уровня интеллекта и степени развитости чувства юмора. На Вадима было жалко смотреть. Он поник, опустил голову, в нём не осталось ни на грамм той молодецкой удали, которая играла в нём только что.

- Вадим, спасибо, что проводил меня, - поблагодарила девушка приятеля.

В ответ тот промямлил что-то нечленораздельное.

- Мы потом ещё погуляем вместе, - чуть насмешливо спросила Марина.

- А..., э....

- Ну, до свиданья, Вадим. Завтра увидимся.

Избавившись от парня, Марина ещё раз взглянула на холмы и быстрым шагом пошла к окраине. Дом бабки притягивал её словно магнит. Скрылись за деревьями тёмные дома предместий, кончились огороды трудолюбивых горожан и потянулись бесконечные поля, изредка прерываемые лесополосами. Впереди сверкнул золотой огонёк, рядом ещё один. Это горели лампочки во дворах обитателей Вороньего хутора. Марина свернула с трассы на разбитый тракторами просёлок, с него на тропинку, светлой полосой вьющуюся между зарослями бурьяна и шиповника. Тропка вывела девушку прямо в сад за домом Ганны. Лунный свет едва пробивался сквозь листву разросшихся корявых яблонь и Марина пробиралась почти на ощупь. Неожиданно под ноги подкатилось что-то лохматое, тёплое, норовящее подпрыгнуть и лизнуть в щёку.

- Фу! Напугал злыдень, - воскликнула девушка, оттолкнув пса.

Но пёс не отходил от хозяйки ни на шаг. Он путался под ногами, радостно повизгивая.

- Что, Шарик, забыли тебя тут, одного оставили, - ласково сказала Марина, поглаживая верного сторожа.

Она вышла к крыльцу. Здесь было просторнее и главное, светлее. Сквозь приоткрытую калитку девушка увидела стоящий перед воротами грузовик. Это была машина бугая, которого родственники нарядили оберегать, пока суд да дело, имущество Ганны. Но мужик ни в какую не захотел оставаться в доме покойницы и заночевал у соседа.

Марина была этому только рада. Кого она сейчас не хотела видеть, так это родственников, жадных, болтливых, всюду сующих свой нос.

Девушка поднялась на скрипучее крыльцо и вошла в дом. Здесь было светло. Свет, проходя сквозь окна, ложился на половицы правильными четырёхугольниками. Большую часть вещей уже успели вывезти, и голые белые стены выглядели неуютно. Только в зале, как и прежде, висели старые ходики, да под окном стоял большой, окованный железом сундук. Никогда раньше Марина не испытывала желания рыться в старом тряпье, которым, как она знала, было набито нутро сундука. Но какой-то внутренний импульс толкнул девушку к нему. Поднатужившись, она откинула тяжёлую крышку и заглянула внутрь.

Как и ожидалось, там лежало ветхое старушечье барахло, совершенно не интересное для молодой девушки. Но сила, большая, чем просто любопытство, не давала Марине просто захлопнуть сундук. Она запустила в тряпьё руку и нащупала что-то твёрдое и тяжелое. Разгребя тряпки, девушка извлекла увесистый свёрток. Марина положила его на пол, в квадрат лунного света и развернула старый полуистлевший ситец. Внутри оказалась книга. Это был большой, невероятно старый фолиант в кожаном переплёте. В нём не было ни титульного листа, ни оглавления. Скорей это была даже не книга, а очень толстая тетрадь в твёрдом переплёте, исписанная от руки со многими помарками. Находка была удивительна оттого, что старуха никогда не держала в доме никакой литературы кроме сберкнижки. Как бы то ни было, Марина углубилась в чтение. И странная вещь, слова отлагались в её памяти, не отражаясь в сознании. Девушка наугад могла повторить любой абзац, но понятия не имела, о чём он. Чтение захватило её, не давая оторваться.

Резкий металлический звук разорвал тишину. Марина подпрыгнула от неожиданности, выронив книгу. Сердце её бешено колотилось. Оглянувшись, она увидела, что гирька ходиков поднялась сама собой, и часы снова пошли. В охватившей дом тишине их громкое тиканье гулко отдавалось от стен. Из темного проёма двери проступил бледный силуэт Ганны. Старуха оказалась моложе лет на сто. С чёрными распущенными волосами она была ужасна и одновременно дьявольски красива. Ганна одобрительно кивала, глядя на внучку, а за спиной её суетились какие-то полупрозрачные твари.

"Ку-ка-реку"! - донеслось со двора.

Это кричал соседский петух. От его крика комната зашаталась и закружилась перед глазами Марины. Книга подпрыгнула и полетела в сундук, размахивая страницами как крыльями. Чашки и плошки вихрем закружились вокруг девушки, а сам сундук, приплясывая, выскочил на середину комнаты.

"Ку-ка-реку"! - звонко заливался петух, подводя итог ночным страстям.

Последнее, что успела заметить Марина, был алый, цвета расплавленной меди край солнца, выглянувший из-за горизонта. Всё вокруг содрогнулось и рухнуло, пребольнейше ударив по голове.

С трудом разлепив глаза, девушка обнаружила, что лежит в собственной спальне. Только почему-то не в разобранной постели, а рядом на полу. В комнату вошла встревоженная мать.

- Маринка, ты никак с дивану свалилась! - удивилась она, застав дочь в столь необычном положении.

Тут до Марины дошло, что всё, произошедшее ночью, было лишь фантастическим красочным сном, о котором напоминала лишь набитая на затылке шишка.


6.

Этот странный сон повторялся в разных вариациях изо дня в день. То ей снилось, как печь снималась с места и начинала вперевалку расхаживать по комнате, отдуваясь и пыша жаром, то рой ярких голубых светлячков вился по углам дома. А однажды черный здоровущий кот с белой манишкой и в белых же перчатках на лапах выпрыгнул из поддувала печи и, усевшись на подоконник, стал умываться. Закончив туалет, он вдруг напророчил мурлычущим голосом:

"Пропадёшь, Маринка, ой пропадёшь. Ведьмой станешь"!

Девушка никак не могла уловить момент, когда наступал сон. Каждый раз она переживала ночные видения как реальность, и каждое пробуждение для неё было неожиданным. Правда, с дивана Марина больше не падала. Но однажды её снам пришёл конец.

Как и прежде, девушка подошла к дому Ганны через сад. Месяц уже убывал, и во дворе было темно. Но Марине казалось, что она легко рассмотрела бы всё вокруг даже с закрытыми глазами. Она удивилась, обнаружив стоящие во дворе чужие "жигули", но тут же вспомнила о том, что дом собирались продать. Должно быть, машина принадлежала новым жильцам. Появление чужаков в Ганнином доме Марину. Она привыкла к тому, что ночью дом безраздельно принадлежит ей.

Из-под крыльца выскочил и звонко гавкнул пёс.

- Шарик, ты что...? - удивилась девушка.

Она протянула руку, чтобы погладить собаку. Пёс попятился и предупреждающе зарычал. Он явно отказывался признавать хозяйку. Марина шагнула, было, к нему, но Шарик забился под крыльцо и зарычал из темноты. Предательство старого друга возмутило девушку. Она сунула руку под крыльцо и, схватив пса за ошейник, потащила его наружу. Шарик, упирался изо всех сил, отчаянно визжал, пытаясь вырваться и, наконец, цапнул Марину за руку.

- Ах ты тварь! - закричала девушка.

Было не столько больно, сколько обидно получить укус от своего питомца. Неожиданно для самой себя, Марина яростно рванула пса за загривок с такой силой, что в руке у неё оказался клок шерсти вместе с содранной кожей. Шарик завизжал ещё пуще. Он вывернулся из ошейника и пустился наутёк, скуля и повизгивая. В доме хлопнула дверь, и на крыльцо вышел незнакомый мужик в одних трусах, но с двустволкой наперевес.

- Кто здесь?! - крикнул он.

Страшная безотчётная ярость охватила Марину. По тому, как мужик слепо таращился в темноту, девушка поняла, что он её не видит. Она же наоборот видела так хорошо, будто дело происходило не тёмной ночью, а днём. Тем хуже для чужака! Подхватив с земли кусок кирпича, она метнула его мужику в лицо. Незадачливый стрелок охнул, ружьё выпалило у него в руках, и заряд картечи угодил точно в бензобак "жигулей". Машина вспыхнула как факел. Языки пламени коснулись сухой соломенной крыши, и дом запылал.

Гнев прошёл без следа. Марина со страхом и удивлением смотрела на сотворённый ею пожар. Острая игла кольнула её под сердце. Это книга, лежащая в сундуке позвала её. Девушка испуганно заметалась. Она хотела убежать, но книга властно тянула к себе. Оттолкнув мужика, спасающего свои небогатые пожитки, Марина взбежала на занявшееся уже крыльцо и окунулась в плотное, едкое облако дыма, застилающее комнаты. А наверху уже во всю трещала пылающая кровля. Жгучий кашель рвал грудь девушки. Она обнаружила, что внизу у пола дыма не так много и можно дышать. Пригнувшись, Марина вошла в большую комнату и подбежала к задвинутому в угол сундуку. Скинув наложенные на него сверху тряпки, девушка вытащила книгу. Неожиданно сквозь треск и гул огня она расслышала надсадный кашель. Он доносился из-за старого кресла, что стояло напротив.

Не выпуская фолиант из рук, Марина подбежала к креслу и пошарила за ним. Под руку ей попалась влажная от пота головка ребёнка. Перехватив его за майку, девушка потянула малыша на себя. В тот же миг молочные зубы ребёнка (оказавшиеся на удивление острыми) вонзились ей в руку.

"Брось щенка", - прозвучало в мозгу, и Марина не сразу догадалась, что приказывает ей книга.

Девушка замерла, не зная, как поступить. Но в следующее мгновение она схватила ребёнка за шкирку и выволокла из укрытия. Обхватив его поперёк туловища, Марина побежала к выходу. Прихожая была уже вся в огне. Марина в ужасе остановилась. И тут случилось невероятное. Пламя расступилось, образовав ревущий, пышущий жаром коридор. Зажмурившись, Марина побежала по нему. Ночная прохлада, коснулась её опалённого лица. Девушка выпустила ребёнка и оглянулась.

Дом Ганны пылал, весь охваченный огнём. Звонко лопались стёкла, вихрь золотых искр взлетал к небу. С треском провалились внутрь сруба стропила, подняв целое облако искр. Вокруг бестолково носился мужик-погорелец и набежавшие соседи. Наконец они выстроились цепочкой и стали передавать от ближайшего колодца вёдра с водой. О том чтобы спасти дом Ганны, речи уже быть не могло. Поливали ближайшую хату, чтобы предохранить её от огня. Марину по прежнему никто не замечал. Неожиданно погорелец обернулся и увидел вынесенного из огня ребёнка. Подбежав, он взял его на руки, прижал и стал бережно укачивать, повернувшись спиной к огню.

Гладя на отца, нашедшего своего малыша, Марина словно очнулась после тяжёлого опьянения. До неё разом дошло всё, сотворенное ею в эту ночь. В страхе девушка бросилась прочь. Она выбежала на трассу, едва не угодив под колёса пронёсшихся в сторону хутора пожарных машин. Всхлипывая и размазывая слезы пополам с сажей по щекам. Марина пошла к городу. Она отчаянно хотела проснуться от этого страшного сна. Но петухи, будившие её до сих пор, молчали, испуганные близким пожаром. Девушка медленно брела по обочине. Наконец всё поплыло перед глазами, и она провалилась в блаженное беспамятство.


7.

Марина проснулась от пулемётного треска прогоревшего глушителя. Это сосед с утра пораньше заводил свой мотоцикл. Девушка повернулась на бок, массируя затёкшую руку. На этот раз сон был особенно близок к реальности. Марина даже помнила ощущение жара, пышущего от горящих стен. На глаза ей попался завёрнутый в ткань предмет, лежащий рядом на кресле. Медсестра встала с постели и осторожно, словно в свёртке могла быть гремучая змея, развернула его. Под слоями старой ткани Марина увидела ведьмину книгу. И тогда ей стало по настоящему страшно. Она вспомнила свой сон. Первым порывом Марины было схватить книгу и выбросить её в окно.

Коричневая кожа, покрывающая книгу, вздулась и опала. Словно существо, заключённое между досками обложки глубоко вздохнуло. Из соседней комнаты донёсся звон будильника. Девушка вздрогнула, оглянулась к двери и снова посмотрела на книгу. Наваждение спало. Книга как книга. Она спокойно лежала на кресле, не думая ш



Комментарии